Бедная Лиза

Илья Денисович

За окном льёт уже вторую неделю, окончательно проквашивая и без того не самые лучшие выездные дороги. Погода никак не желает устанавливаться, матушка. Скотина мается сыростью, а людишки - бездельем. Кучер снова запил. Василиск захромал. Прибыть по давишней договоренности не сумею, прошу покорнейше простить и зла не держать. Лиза открыла сезон, наряжается, кокетничает, но достойные предложения еще впереди. В этот год есть шанс составить ей удачную партию...

Илья Денисович писал письмо в деревню, вдовствующей своей матушке, щедро делясь столичными светскими новостями и замалчивая во что обходится их с Лизонькой столичное сватовство. Не будь он так удачлив в картах, давно бы осели в уезде, среди мужичья и комаров, да визитируя по соседям, людям скромным и честным, но скучным. То и дело точил перо, всякий раз обмакивая в тушь бережно обтирал, подсушивал каждую строчку. Илья Денисович не так уж любил порядок сам по себе, но считал обязательным переписку и домашних содержать в идеале.

Часы пробили пять. Граф отложил перо и потянулся. Нетерпеливо посмотрел на дверь...

Лизавета

Лизавета тенью скользнула в кабинет дяди. Незаметная и скромная. Длинные шелковистые волосы, мягкая атласная кожа. В свои четырнадцать она уже была вполне сложена, хотя и выглядела ещё ребенком.

Девчушка неспешно оглядела кабинет: добротный дубовый стол, резные ручки бархатистого кресла, узорчатая подставка для зонтов. Из угла комнаты взгляд выхватил темный силуэт старой деревянной лавки. Лизавета еле заметно поморщилась и, поджав губы, машинально покосилась на образа. Догадываясь, для чего её позвал дядя, она выглядела слегка испуганной и вместе с тем растерянной. Сине-зеленый пейзаж на дальней стене на пару секунд отвлек её внимание, взгляд переместился на письменный прибор у края стола и остановился на осанистой мужской фигуре.

- Бонжур, дядюшка. Мадам сказала, вы меня искали? - учтиво поинтересовалась Лизонька, заливаясь стыдливым румянцем и невольно опуская глаза.

Илья Денисович

Лизонька... Нежное дитя, совершенно похожее на свою покойную матушку, мир праху её, сестрицу Наталью Денисовну в этом же возрасте. Белокожа, с резко сужающимся к подбородку личиком, рыжими упрямыми кудряшками и спокойными глазами цвета озерной глубины. Платье, под горло сорочка тонкого полотна, но скромного кроя, цвет выгодно оттеняет кожу, по подолу модная нынче оборка. На плечах кружевная шаль.
Неслышные шаги и мягкий хлопок двери.

- Искал, Лизавета Тихоновна, искал. Гувернантка Ваша к стыду своему, признала, что дозволила Вам возмутительные книжонки читать и развила тем самым в Вас неслыханную строптивость. Вы что же сочли себя, моя милая Лиза, оскорбленной тем, что родители выбирают Вам мужа? Вам наплевать на репутацию семьи? Возмутительно. Непозволительно. Предерзостно. Очень по-детски, Лизавета Тихоновна. А коли так, то и разговор мой с Вами будет простой. Вас сечь надобно. И я намерен. Извольте лечь соответственно, сударыня.

Лизавета

- Но дядюшка, - Лизавета зарделась, комкая кружевную шаль и не зная, куда деть глаза. - Не серчайте, право слово. Я лишь хотела... - она запнулась, остановив взгляд на невзрачной вазе, словно та могла помочь отыскать нужные оправдания. - Я не говорила, что не по мне это... Я лишь сказала, что старый он и не мил мне.

Окинув взглядом незамысловатые узоры позади дядиного стола, Лизонька заметно заробела и сконфузилась.

- Не надо сечь, дядюшка, пожалуйста...

Илья Денисович

- Надобно, голубушка, Лизавета Тихоновна. Надобно. Только к пользе Вашей будет. И памятно. В другой раз сразу и припомнится, как взрослые девицы не поступают. Слушать ничего не желаю. Или за слугами послать?

Лизавета

- Не надо за слугами, - смутилась и снова покраснела Лизавета. Такого стыда в свои четырнадцать она бы не перенесла. И один дядюшка стыдно не меряно, а если ещё и прислуга.

Робко и нерешительно прошла она в угол комнаты, туда, где стояла устрашающая лавка. Ноги стали ватными и какими-то не своими. Отвернувшись от дядюшки, Лизавета принялась возиться с завязками. Непослушными пальцами, наконец, расшнуровала все веревочки и, распустив их, сняла платье через низ. Покраснев до кончиков волос и не зная, куда деть глаза, принялась снимать исподнее. Когда настал черед кружевных панталонов, немного помедлила, теребя ленты и никак не решаясь их развязать.

В замешательстве оглянулась на дядюшку.

Илья Денисович

Лизонька стояла к нему спиной, с головой выдавая своё смятение пылающими ушами и красной шеей. Теперь на ней осталась лишь короткая сорочка, едва доходящая до талии и тонкого полотна панталоны кружевным низом скрывающие девочку до середины икр. Их-то Лизе и предстояло спустить перед тем, как улечься.

- Извольте, ангел мой, меня задержкой не гневить. Вас ради стараюсь, Лизавета Тихоновна. За одного битого двух небитых дают, так народ говорит.

Откуда-то уже явились в его руках тонкие прутья ивы, нарезанные явно для дитя, способного лежать поперек лавки, собранные в пучок толщиной в два пальца и туго обвязанные лентой.

Лизавета

- Дядюшка, но как же... - Лиза оглянулась на Илью Денисовича, но тут же осеклась, заметив в его руках пучок тонких длинных прутьев. Аккуратно подготовленные: подрезанные и связанные розги предназначались явно для нее. Девушка испуганно отвела взгляд и, помедлив пару секунд, потянулась к завязкам на поясе. Стянутые ленты ослабли, а кружевные оторочки скользнули вниз.

Лизавета засуетилась, стараясь прикрыть себя спереди. Торопливо нагнулась над лавкой и, схватившись двумя руками за её край, опустилась на жесткую поверхность животом. Поёрзала, поднимая и устраивая ноги. Сжала кулачками шаль и замерла в ожидании своей участи.

- Только Вы не сильно, дядюшка, пожалуйста, - оробевшим и тихим голосом попросила она, не поднимая головы.

Илья Денисович

- Это уж, не Вам выбирать, душа моя. Что заслужили, то и отольётся, - спокойно ответил Илья Денисович и отложив розги на стол, притянул девочку к лавке поперёк гладкой узкой талии и в щиколотках, воровато полюбовавшись белизной и нежностью ямочек под коленками. Ох хороша Лизавета Тихоновна: бела, пригожа, стройна в бедрах... Овальная попка то напрягалась, показывая ямочки по бокам, то устав от собственного испуга, расслаблялась двумя гладкими полушариями, плечики сжались, верно, за прическу волнуется, ручонки вцепились в края лавки до побелевших ноготков, личико раскраснелось, губа страдальчески закушена.

- Ну-с, приступим, голубушка, с Божьей помощью. Стыдно девице из родительской воли выходить. Негоже. - и розга глухо прошуршав в воздухе взаправду хлестнула Лизу.

Лизавета

- А-а-а! - выдохнула Лизавета вместе со стоном.

Розги ошпарили пусть пока не слишком жарко, но достаточно чувствительно. Стыдно ли выходить из родительской воли, Лизонька пока не задумывалась, а вот просить дядюшку о снисхождении это и вправду ужасно стыдно. Хотя с оголенным задом на лавке куда стыднее. А уж как негоже и болезненно в четырнадцать то годков получать розги, этого ли Лизавете не уразуметь. Девчушка еще сильнее зарделась и сжала края лавки, опустив лоб на деревянную поверхность.

Илья Денисович

Алые штрихи запунцовели на нежных округлостях. Девочка вытянулась, затрепетала, прогнулась и поджала розовые пальчики на ножках, сдвинув пяточки, бусины позвонков отчетливо проступили под сорочкой.

- Так-то своевольничать, Лизавета Тихоновна. Так-то женихов перебирать. Так-то родителей расстраивать.

Всякий раз прутья стрекотали, аккуратно приземляясь на уже похитившую с парковых роз весь румянец кожу, понукая девочку к резким движениям и протяжным вскрикам.

Лизавета

Лизавета еще некоторое время крепилась, покрикивая и стараясь сохранить лицо, но когда пожар на мягком месте начал разгораться не на шутку, вовсю заерзала, пытаясь вырваться из пут, а, когда поняла, что сиё тщетно, возмущенно закричала:

- Стоп, хватит! А-а-а-а! Мы так не договаривались! У-у-у-й! - её лицо вместе с болью выражало крайнее недовольство происходящим. - Й-а-а! Больно же! - девочка забила кулачками по лавке, пытаясь уйти из-под жгучих ударов. - Я больше не хочу! У-у-у! Развяжите меня сейчас же!

Известный режиссер

- Вторая камера, графа крупный план! Кузнецова, запорешь сцену, будем переснимать.

Как в детском саду! От софитов жарища жуткая. После съемок вышла бы за дверь и спросила сколько соискательниц готовы заменить её в этой роли. По контракту неустойка опять же. А все туда же. Вот граф молодец. Ни один мускул на лице не дрогнул. Хорошо бы одним дублем отснять.

Илья Денисович

- Так-то своевольничать. Так-то родителей расстраивать. - прутики касались дрожащей Лизы, прибавляя румянца её булочкам. Граф забыл сколько раз должен хлестнуть девчонку и на всякий случай повторил последнюю пару дважды, пока девичьи плечики не задергались в рыданиях и только тогда отложил розгу, нежно, деликатно приобнял.
- Верю. Верю, Лизонька, душа моя. Непременно же исправитесь, голубушка...

Известный режиссер

- Первая камера, рыдания Лизы. Вторая камера, общий план. Кузнецова, рыдай по тексту!

Лизавета

- Попробовали бы вы рыдать по тексту, - всхлипывала Лиза, стирая слёзы с раскрасневшихся щек. - И мы не договаривались, что будет так больно, - всё еще ворчала девушка, пытаясь вновь обрести образ и войти в роль.

Но из головы всё словно выветрилось. Было ощущение, что розги выбили с неё не только роль кроткой Лизаветы, но и настоящую актрису. Девушка никак не могла припомнить ни слова, ни действия, которые следовали по сценарию. Громко втянув воздух и продемонстрировав съемочной группе далеко не наигранный, а вполне натуральный всхлип, Лиза, наконец, собралась и взглянула на мужчину.

- Я всё поняла, дядюшка, - тихо промолвила она, снова входя в образ. - Я всенепременно исправлюсь. Простите меня, Бога ради. Обещаю больше не расстраивать ни Вас, ни родителей. Только смилуйтесь и не секите меня больше. Я обещаю быть послушной и отныне следовать во всём Вашему повелению.

Лизавета промокнула глаза кончиком шали и склонила голову, показывая безропотное повиновение.

Илья Денисович

Пользуясь тем, что камеры направлены на девочку, граф чуточку подсказал Лизе текст, не без удовольствия отметив изменения в её облике: запунцовевшие и припухшие губки юной актрисы, румянец на влажных щёчках, просяще-благодарный взгляд...

- Прощаю, милая моя Лиза. И радуюсь, как и Ваша маменька на небесах, что возвратились Вы, душа моя, под родительскую руку столь малой ценой. Поднимайтесь, Лизавета Тихоновна, и в должный вид себя приведите.

Лизавета

Почувствовав, что её отвязали от лавки, Лизавета облегченно выдохнула. Еле заметно кивнув, она слегка прикоснулась губами к протянутой руке графа и, исполняя положенный ритуал, тихим голосом пролепетала:

- Благодарствую, дядюшка. Спасибо за науку, - еще больше смутившись и покраснев, девушка склонила голову и стала аккуратно слезать с лавки.

Повернувшись спиной к Илье Денисовичу, она расторопно натянула сползшие почти до самых щиколоток панталоны и принялась спешно надевать платье. Лизе казалось, что её щеки пылают не меньше настеганного мягкого места, потому голову она старалась не поднимать и на дядюшку не смотреть.

Известный режиссер

- Стоп, снято! Полчаса перерыв, потом десятая сцена. Всем спасибо, переходим на вторую площадку. Кузнецова, переоденься и в монтажную.

Лизавета

- Лариса Петровна, - возмущенно произнесла Лиза, ворвавшись в монтажную так и не переодевшись. - Лариса Петровна, - встретившись взглядом с режиссером, повторила она уже более учтиво, - как вы себе представляете, я буду дальше сниматься с такой задницей?! Вы вообще понимаете, что меня выпороли по-настоящему?!

Известный режиссер

Стас нащупал на шее наушники, водрузил на нужное место и уставился в монитор, стараясь сделать так, чтобы вошедшая его не заметила. За пару лет работы звукачом, он уже неплохо узнал Ларису Петровну и её методы работы.

- Понимаю, Кузнецова. Понимаю. - в голосе сквозила интонация бывалого медработника, - Ты сниматься больше не хочешь?

Лизавета

- Почему не хочу? - сразу умерила пыл девчушка. - Я не о том, Лариса Петровна. Просто вы считаете нормальным, что "ваш граф" меня взял и высек прямо перед камерами? Как я сидеть теперь смогу во время десятой сцены?

Лиза бросила быстрый взгляд на Стаса. Слышит ли он их диалог, сидя в наушниках, она не знала. Впрочем, какая разница, если ещё несколько минут назад за её поркой наблюдала почти вся съемочная группа.

Известный режиссер

- Лиза, говори яснее в чем суть твоих претензий. Я не телепат, чтобы читать по глазам. - по глазам читать тут никто и не собирался, все в монитор смотрели, кроме пришедшей девочки, - Стас, стой. Вот это убрать, дальше со второй камеры монтировать. К пяти часам хочу получить два варианта. А в идеале - четыре.

Лизавета

"В чем суть её претензий... А в чем суть её претензий?" - Лиза неловко переступала с ноги на ногу. Режиссеру, да и всем остальным было явно не до неё.

- Больно мне, - куда уж яснее. Девочка для наглядности даже дотронулась до задней стороны платья пониже спины. - Сидеть больно, - уточнила она, пытаясь всё же привлечь внимание Ларисы Петровны, которая по-прежнему не смотрела в её сторону.

Известный режиссер

- Я не доктор, Кузнецова. Я режиссер. - Лариса Петровна обратила все же своё внимание на Лизу, повернувшись в кресле и стало заметно какие покрасневшие у неё глаза, сколько мелких морщинок скрадывают обычно свет и макияж, насколько осел голос за пол дня работы...

- А ты - актриса. Перспективная и подающая надежды. Мы здесь с тобой не для капризов, Лизавета, а для работы. Ты на курсе у Проханова училась и не знаешь, что работать трудно? Что любовь твоя к своему делу определяется именно этими моментами, когда надо потерпеть, преодолеть, а не прогоном по красной дорожке? Я переживаю за твой филей, Кузнецова, но ты уже взрослая девочка и способна отыскать аптечку в гримерке графа. Сходи к Илье Денисовичу и попроси обезболивающее, а я позвоню реквизитору, чтобы поставил тебе кресло помягче. Подойдет такое решение?

Лизавета

Лиза растерянно кивнула. Лариса Петровна умела так искусно осадить, что всё возмущение и негодование враз куда-то девались и испарялись без следа. Лизавета уже не думала о том, что пренебрегли её чувствами, а соображала, как бы и вправду поубавить боль во время следующей сцены.

Пройдя по коридору, она подошла к гримерной Ильи Денисовича и уже хотела было открыть дверь, но её словно что-то остановило. Она оторвала ладонь от ручки, потопталась в нерешительности и, наконец, постучала.