Узкая полоска света

[Тим]

Узкая полоска света пробивалась сквозь темноту и расплывалась перед глазами. В зрачках рябило, разноцветные мушки мелькали то тут, то там, вспыхивая и исчезая. Где-то по капле стекала вода. Её звук, словно очень редкая и медленная барабанная дробь вклинивался в отголоски сознания, и только он связывал сейчас Тима с абсурдной реальностью произошедшего. Неизвестно сколько он так пролежал на этих досках – неудобных, твердых, отсыревших. Снизу тянуло холодом. Тонкая куртка не согревала. Руки затекли. Всё время беспамятства они оставались связаны и неподвижны, отчего занемели. Ломило в суставах и по всему телу волнами накатывала дрожь.

Тим закрывал глаза, и снова их открывал, до конца не веря в происходящее. Нет, этого не может быть! Это невозможно! В голове билась спасительная мысль, что это чья-то злая шутка. Но мрак, окутавший всё вокруг, липкий и зловещий, подтверждал страшную догадку. Его похитили. Его поймали и привели в это место. И теперь, наверняка, требуют выкуп.

Тима передернуло от одной этой мысли. С ним не могло такое произойти! За что? Почему? Вопросы роились в голове, перебивая друг друга. В кино он часто видел подобное, но чтобы с ним! Чтобы так! Нет!

С трудом припоминая, что же всё-таки произошло, мальчишка попытался встать. Локтем задел какую-то склянку. Она с грохотом покатилась по полу. Тим зажмурился и насторожился, провожая зловещий звук всеми органами чувств. Мурашки затрепетали на спине. Липкий страх окутал горло. Звук отразился эхом от стен и затих. Пару минут парень сидел неподвижно, вслушиваясь и вглядываясь в темноту. Он почти не дышал, лишь глотал воздух, как рыба, выброшенная на берег. Твердый комок, стоявший где-то в районе кадыка затвердел настолько, что Тим закашлялся и попытался его выплюнуть. Не получилось.

Он снова оглянулся на полоску света и связанными руками стал ощупывать поверхность, на которой лежал. Руки наткнулись что-то твердое и структурное. Тим оперся об это руками. Просевшая доска хрустнула за спиной, издав звук лопнувшего пузыря. Ладонь провалилась в пустоту. Парень упал на бок. Щека соприкоснулась с чем-то склизким и мокрым. Тим резко дернулся, приподнимая голову и пытаясь вскочить на ноги. Противная влага всё ещё была на щеке. Мальчишка брезгливо поморщился и замотал головой. Какой ужас! Как с ним могло такое произойти! И что делать теперь? Что делать сейчас?! Его, конечно, не убьют. Не могут убить. За него уже дали выкуп. Наверняка. Все волнуются. Все знают. Иначе и быть не может. Его сейчас же освободят и всё кончится. Всё, всё останется позади…

Глаза постепенно привыкали к темноте. В углу что-то шевельнулось и зашуршало. Тим не сумел рассмотреть, что это, поэтому непроизвольно вскрикнул. И тут же закусил губу. Но было уже поздно. Послышались шаги. Звук открывающегося замка выбил из головы все мысли. Полоска света отделилась от стены и стала расширяться. На пороге возник силуэт. Парень вздрогнул и напрягся. Руки, хоть и были связаны, непроизвольно сжались в кулаки, а всё тело задрожало от внезапной дозы адреналина, нахлынувшей от сковавшего страха. Нет, так просто его не взять, даже связанного! Он будет сопротивляться. Он будет бороться… Он сделает всё, чтобы выйти из этой переделки целым и невредимым.

[Андрей]

Пальцы непроизвольно сжимались и разжимались, и каждый раз когда рука собиралась в кулак, Андрей ударял костяшками о поверхность полусгнившего деревянного стола. Звук был глухим, а ощущение его прогнившего состояния просачивалось сквозь кожу и достигало нутра молодого мужчины.

Киднеппинг, киднеппинг... Это знакомое слово, которое ранее могло лишь характеризовать краткое содержание фильма или событие, далекого от реалий Зуба, как звали в узких кругах Зубова Андрея, сегодня вулканом ворвалось в его жизнь, и обратного хода не было. Точнее, не было ни выхода, ни выбора в сложившихся для него обстоятельствах. Не было иного, как стать соучастником похищения сына владельца финансовой компании. И в том был выход. И то было его выбором.

Признаки первой оттепели давили на голову, увеличивая раздражение от неизвестности и ожидания. Капли от таящих сосулек, что рядком осадили крышу маленького заброшенного деревянного дома, ударялись о металлическое корыто, стоящее под окном, подобно монотонному равномерному звучанию метронома.

Звон, звон, еще звон. В ушах, в голове, он непримиримым набатом возвращал к болезненным воспоминаниям.
"Деньги. Сколько их нужно?"- нередко задавался он риторическим вопросом и никогда не находил ответа.
Но точно усвоил, что много их не бывает. Никогда. Ни для кого.

У Андрея их была всегда нехватка, а после того, как он по глупости влез в непосильные долги из-за кредита в микрофинансовой организации, оказался еще и в кабале у своих "благодетелей". Но их, денег, все равно по-прежнему не было, а одни обязательства сменились другими. Обязанностями.

Тут, на окраине полузаброшенной деревушки, скрывать и скрываться, охранять, ждать и... ненавидеть.
Это чувство неожиданно сразу охватило Андрея, когда мальчишка окинул его презрительным взглядом возле клуба.
Первая встреча, первый взгляд. После Андрей в его глазах увидел другие оттенки. Но тот насмешливо-высокомерный взгляд этого лощеного шкета до сих пор отражался в зрачках Зуба.
Глупый... Глупый и доверчивый. Почему так скоро сошла ухмылка с твоего смазливого самодовольного лица? Как же быстро ты попался на крючок и заглотил наживку?

Тусклая лампочка, болтающаяся над головой на низком потолке комнаты, издавала противное жужжание, словно неосторожная муха проникла в нагретый плафон и закрутилась с бешеной скоростью в безуспешных поисках выхода.
Андрей прислушался. Там, за дверью, в маленькой каморке без окна, что служила кладовкой, раздался металлический звук.
Очнулся. Нет, пусть оценит, ощутит, проникнется своим положением в полной мере! Не сейчас...

Андрей не спешил посетить пленника. Ждал, что тот позовет. Может, на помощь, может, просто кого-то. Маму. Или отца.
Но нет... Только копошение. Попытки. Высвободиться? Нет, дружок... крепкие веревки надежно сковали твои руки.
Это было забавно. Просто слушать. Его голос, что издал пронзительный вскрик.

Не то, чтоб любопытство, нет... Но заставлять мальчишку вымывать за собой последствия страха да и просто физиологических потребностей Андрей не планировал.

Замок скрипнул. Неплотно прилегающая к косяку дверь, которая не могла быть закрытой без помощи шпингалета, неспешно отворилась. Его лицо осветил свет. Тускло, но черты вполне различались. И эмоции.

Страх? Да, он самый. Вперемешку с готовностью выпалить что-то дерзкое. От этого самого страха.
Андрей вошел в помещение, которое вряд ли можно было назвать комнатой. Холод и сырость сразу обдали его тело.
И запах. Плесени, что ли? Какой-то едкий, оставляющий в гортани горький привкус.

- Ты что вопишь, как девчонка? - усмехнулся он, собирая руки на груди. - Не уссался еще? А... мышь...

Андрей зрительно заценил дырку между полом и полуразрушенным плинтусом.

- Да, надо бы мышеловку поставить. Как и для тебя. Только ты и без приманки попался! - мужчина захохотал и пнул попавшую ему под ногу жестяную банку, видимо, служившую пепельницей.

[Тим]

Фигура нависала над ним черной горой. Лица вошедшего видно не было. Свет из-за спины не давал рассмотреть его внешность. Единственное, что Тим разглядел это руки. Небольшие, но достаточно мускулистые, чтобы скрутить его при надобности. И голос. Ухмыляющийся, безразличный. Таким голосом можно напугать гораздо сильнее, чем криком. Хотя, сейчас Тима можно было напугать чем угодно. Он и так был достаточно напуган, чтобы максимально сконцентрироваться, подобрать под себя ноги и пристально вглядываться в незнакомца.

Отвечать на обидный возглас он не спешил. Изучал. Сердце билось как бешенное. Тиму казалось, что его стук слышен сейчас не только в этой коморке, а далеко за её пределами. Ноги стали ватными, и мальчишка осознавал, что встать на них сейчас не получится. Но, несмотря на это, голова мыслила ясно. Он замечал каждое движение, каждый шорох. Вот мужик скрестил руки на груди, значит, бить его не собирается. Пока. Или же решил напустить на себя важный вид. Раньше Тим умел даже по тембру голоса определять, когда собеседник блефует. Это умение ему передалось от отца. Но сейчас интуиция напрочь покинула парня. Он лишь чутко наблюдал за вошедшим, боясь пропустить любой звук или жест, который может стоить ему жизни.

Покатившаяся по полу банка заставила Тима вздрогнуть и отшатнутся. Звук был резкий и неприятный. Парень тяжело задышал, но через мгновение взял себя в руки. Мужик попросту над ним издевался. Без приманки попался, это да. Тим горько вздохнул про себя и прикусил губу. Как же он действительно так попался! Как идиот, неискушенный придурок. Разве можно было довериться малознакомой компании, которая всего лишь угостила его пивком? Польстило, что сразу согласились, купили без всяких нотаций. Без "мал ещё" и "куда тебе". И про родителей не упомянули. И про возраст не напомнили. Тим самонадеянно решил, что купились, лопухи хреновы, рисуются. Ещё и угостили за свой счет. А на деле купился он. Непонятно только, когда они успели подмешать в бутылки какую-то дрянь. Хотя, какой же он идиот! Кто вообще видел, где они брали это пиво. Скорее всего, принести с собой, готовое, со всей дрянью уже внутри. И предложили им, молодым кретинам, самонадеянно возомнившим себя крутыми. Вот только, что стало с Лёхой и Тёмой? Тим запоздало сообразил, что совсем не помнит, в какой момент перестал воспринимать их присутствие. Он помнил лишь, как помутнело в его голове, собственный голос стал абсолютно чужим, отдалённым, словно на уши натянули ватный мешок. Потом его схватили и куда-то поволокли. Он даже не мог толком сопротивляться. Лишь мычал и пытался сфокусировать зрение. А потом темнота и полная отключка. И этот подвал по просыпанию. Или может это комната. Едва ли. На жилое помещение совсем не смахивает.

- Чего вам надо? – едва ворочая языком, пытаясь вложить в свой голос максимум неприязни, произнес Тим. Нельзя было показывать свой страх и слабость. Нельзя! Парень это понимал. Вот только не показывать с каждым звуком становилось всё сложнее. Голос заметно дрожал, но Тим всё ещё пытаться сохранить лицо и не опуститься до постыдных стенаний в стиле "не убивайте меня, не надо". Во-первых, он понимал, что это мало что даст. А во-вторых, не так он был воспитан, да и уверенность по поводу выкупа грела душу. Если они хотят денег, то убивать им его нет никакого смысла. А деньги его родители соберут, в этом Тим был уверен.

[Андрей]

Андрей оказался вплотную к мальчишке. Непроизвольно оказался, так как расстояние между ними мгновенно сократилось, стоило сделать ему один шаг. Тесно. Душно. И страшно. Последнее чувство повисло между ними, магически объединяя их своим напором.
И оба они пытались всеми силами побороть его, это предательски закравшееся в сознание чувство.
Так как оба, мужчина и мальчик, стояли на краю бездны, и неверный шаг или независящие от них обстоятельства могли закрутить их с силой стихии и уничтожить. Буквально. Андрей понимал всю опасность этого мероприятия.
Мальчишка? Он скорее не понимал. Не понимал, что происходит, но успел ощутить ужас от своего положения.

Звон от перекатывающейся банки повис в воздухе, оставив глухой противный отзвук и странным образом усилив у Андрея неприязнь к заложнику. Ибо таким же пустозвоном сейчас вспоминались нелепые возгласы юного мажора, обращенные к своим друзьям, когда тот нарочито громко назвал незнакомого мужчину лохом, что уставился на него.
Ибо не отозвались его слова никаким откликом, кроме тупого смеха пары таких же самонадеянных глупых и зеленых щеглов. И на практике оказавшихся теми самыми лошками, так быстро попавшимися в капкан.

Нет, Андрей никак не отреагировал на насмешку. Он изучал. Маршрут, режим, привычки, повадки. Чтобы четко в нужном месте и в нужное время расставить сети для любителя вечерних развлечений.

И вот она-крупная вожделенная добыча. Перед ним, источающая аромат неизвестности, беспокойства, поверженности... Это помимо накрывшего с головой страха. Он-первичен, остальное лишь привкусы. И еще не покинувший жертву гонор. Такой... мальчишеский, смешной, забавный.

Те двое оказались случайными жертвами. Его дружки мирно заснули, откинувшись на скамейке в центре сквера возле паба, куда были любезно приглашены веселыми незнакомцами. Опасности, что замерзнут, не было, ибо в их бутылки было подмешено минимальное количество клофелина, да и следов их пребывания через пару часов никто не обнаружил.
Так же, как и водитель Вязова не обнаружил в условленном месте сына своего начальника.

Андрей на минутку подумал, как сам бы повел себя в подобной ситуации? Сейчас ли, тогда, когда был таким же... Нет, таким он не был никогда! Не мог быть элементарно ни по рождению, ни по воспитанию! Не мог!

Но возраст... Сколько ему? Кажется... Мужчина напрягся, отчего глаза сузились под нависшими над ними бровями. Тринадцать? Нет, четырнадцать... Хотя мог бы сойти и за чуть старшего в силу своей рослости и... Наглости? Или самоуверенности? Той, которой блистал при первой встрече. А сейчас... В его голосе просачивалось дребезжание - неконтролируемый физиологический признак готовности разреветься или умолять о чем-то.

- Чего нам надо? - Андрей со смешком передразнил мальчишку. - А что у тебя есть? У тебя, беспомощного щенка?

Он наклонился к пацану, так что ощутил его частое прерывистое дыхание. Теплое, по сравнению с охватывающим со всех сторон холодом.

- У тебя есть ты, отвечу за тебя, чтоб ты не напрягался, мальчик... - почти в ухо прошептал он пленнику. - Руки, ноги, язык... Которые можно будет оторвать, отрезать... медленно, долго... Ты не смотрел фильмы, в которых незадачливые подростки попадали в лапы к маньякам и садистам? Думаю, что даже если и смотрел, был уверен, что с тобой такого не случится. Не так ли? А? Как тебя?...

Андрей поймал себя на мысли, что не помнил имени мальчишки. Ему нужно было хорошо запомнить его лицо и привычки. А имя? Сын Вязова Руслана Марковича... Ученик восьмого класса Второй гимназии. Мальчик, за которого можно получить очень много. И от родителей, и от садистов, и от любителей таких испуганных блестящих юных глаз.

[Тим]

Тим отпрянул, и так и продолжил держать голову, отводя вбок подбородок и щёку, стараясь как можно дальше отстраниться от неприятного запаха алкоголя вперемешку с табаком, который исходил от мужика. Тиму показалось, что его слюна в процессе грозных изрыганий попала ему на лицо, и он поморщился. А может ему просто почудилось? Но запах водки, или что там пил этот мужик, по-прежнему витал в каморке. И когда бандит приблизил свой рот к его уху, Тима чуть не вывернуло от близости "аромата". И хоть он сам не раз выпивал и покуривал, но сейчас этот запах почему-то казался таким зловещим и отвратительным, что одна только мысль о выпивке навевала тошноту.

Тип начал изрыгать что-то совсем близко, почти прикасаясь к его коже. Самоуверенно, дерзко, пафосно, ощущая свою безнаказанность и превосходство. А Тим старался не дышать и не думать о подкатываемому к горлу кому. И закрыть глаза было нельзя. Это было бы равноценно капитуляции, принятию своего положения. А принять его Тим не мог. Он и верить до конца не верил. Но упрямые факты и окружающая действительность шли вразрез со всем, что он только мог себе представить.

Почти не моргая, мальчишка неотрывно следил за своим мучителем. От перечислений всего, что его ожидает, его передернуло. Он чуть было не прикрыл в отчаянии веки. Но тут же взял себя в руки и тряхнул головой. Не может быть! Значит, его похитили не для выкупа? Но ведь это нелепо. Им надо обязательно сообщить, что у его родителей много денег. Очень много. И они заплатят. А может, этот садюга и так знает, просто издевается? Или он, и вправду, маньяк!

Ужасающие мысли зароились, забегали в голове, словно стая разбуженных пчел. Мальчишка уже не мог сосредоточиться ни на чем. Смотреть неотрывно и прямо становилось всё тяжелее. Представилась кошмарная сцена из какого-то фильма. Тим сразу же отогнал её и резко дернул плечами. Глаза непроизвольно расширились, а губы задрожали. Он даже не услышал вопроса своего мучителя. Или не понял, что его спрашивают про имя. На фоне всех тех каверзных издёвок, которые прозвучали из того же рта, Тим уже не воспринимал речь этого типа как диалог. Всё что исходило оттуда звучало как угроза, запугивание, желание унизить и устрашить.

Парень в ужасе хлопал глазами и, будто задыхаясь, глотал ртом воздух. Организм боролся с дилеммой – дышать или не дышать. Потому как дышать ему приходилось запахом этого подвала, этих стен, отдававших плесенью, этой темнотой и черным устрашающим силуэтом, склонившимся над ним почти вплотную. А он не хотел дышать этим. Он до конца не желал принять, что всё, что происходило с ним сейчас. Но и не дышать он тоже не мог. Поэтому и получался вдох таким отрывистым и жадным, а выдох таким гулким и резким. Порции воздуха проникали в легкие, распознавали ненавистные запахи и стремились побыстрее вытеснить их, забыть, отвергнуть. А потом хотелось долго не вдыхать. И закрыть нос… и уши. Чтобы осязать и не слышать. Не слышать всего того, что говорит этот страшный человек. Кто он? Маньяк? Убийца? Просто садист?

Тиму до конца хотелось верить, что он обычный похититель. Хотелось, но не получалось. Страх уже почти сковал его горло, когда он так же отрывисто на выдохе произнёс:

- У моих много денег… могут… заплатить, - вышло рвано и непонятно.

Тогда Тим собрал всё своё самообладание повторил более четко:

– У моих родителей много денег. Они могут заплатить.

Ком в горле от страха и ожидания ответа поднялся на самый верх, и парень шумно сглотнул.

[Андрей]

Мальчишка дернулся. Рефлекторно, будто Андрей собирался укусить его. Или даже откусить кусочек от этой покрывшейся гусиной кожей щеки. Этого было не разглядеть, но мужчина явно представил себе маленькое изменение на чистой и ровной мордашке пацана. Смазливой и пропитанной хорошей жизнью.

Тот замер, видимо воображая себе представленные ему картинки. Но в какой-то момент... Мужчина прицокнул от удовольствия, что растеклось по гортани сладкой струей вслед за недавно выпитой горькой водкой. Вспышка в глазах пацана прямо показала, что тот поверил. А уж что ощутил?! Андрей с легкостью представил себе. То состояние, когда тело начинает жить отдельной от разума жизнью, когда от страха и безысходности расплываются перед глазами очертания предметов, а любые звуки превращаются в единый противный гул.
Это было знакомо Андрею. Буквы прыгали со строчки на строчку, и вникнуть в формулировки было почти невозможно. Но суть оставалась неизменной. Он БОМЖ. Выписанный через суд владельцем квартиры, бывшим мужем покойной матери. Квартиры, в которой у Андрея не было доли, но которая была приобретена с помощью денег от продажи маминого деревенского дома.
Выброшенный на улицу во время прохождения срочной службы.

Отчим часто бывал пьян, и на Андрея алкоголь стал действовать как лакмус, способный вызвать не наслаждение или помочь расслабиться, а злость и ненависть. К жизни, к себе, к тем, у кого все есть, всегда было и будет.
Вот к этому породистому щенку, первой фразой которого были слова про деньги.
Деньги... Нет, не мольбы о пощаде, не слезы отчаяния, не призывы к жалости, а просто деньги.
Этот ребенок хорошо знает, что за все можно заплатить. И что за него всегда заплатят. Много.

Андрей со свистом всосал в себя спертый сырой воздух. Показалось, что эта каморка наполнилась еще более сочным букетом едкого зловония. Не обделался ли со страха паршивый щенок?
Если даже так, то это его сложности. От собственного дерьма не помрет, разве что переодеться ему не во что.
А их в любом случае отгораживает эта пусть с приличным зазором, но все же дверь.
Дверь, которую Андрей вскоре снова закроет с другой от мальчишки стороны.
Но пока... Он улыбнулся, почти насмешливо, не стараясь придать своей гримасе циничность и превосходство. Нет. Потому что стало интересно, как и до какой степени отчаяния можно довести этого посредника между похитителем и его родителями.

- За что заплатить? Чтоб посмотреть на твои мучения? Или... - Андрей прищурился и сделал шаг назад, охватывая полностью пацана пристальным взглядом. - Не только они могут заплатить за такого паренька, как ты... И ты так и не представился... Понимаешь... не всё продается, имей это ввиду. Ведь удовольствие от богатого холеного породистого отпрыска куда более изысканное, чем от дворняжки. Ты знаешь, что у садистов люди оцениваются даже согласно национальной принадлежности?

Андрей ощутил, как пот прошибает его туловище от шеи до поясницы. Липкий предательский пот от ужаса сказанных слов.
А ведь и так может быть. Где-то, с кем-то. Может с таким, как Вязов или с таким, как сам Андрей.
Но желание поиздеваться хотя бы словесно взяло верх над объяснениями этого похищения.
Пусть испытает весь спектр чувств, пусть подумает, что и богатые могут быть очень уязвимы и беспомощны.

Андрей не спускал глаз с мальчишки, словно хотел запомнить изменение его мимики и шевеление замерзших пальцев на связанных руках.

- А ты... малыш... - мужчина прикурил сигарету, нарочно выпустив струю дыма в лицо пленнику, - во сколько оцениваешь себя? Какую сумму назвал бы своим родителям за возможность обнять твое бесполезное, но живое тело?

Это стало интересно. Андрей не решал вопрос о выкупе - ему была отведена незначительная роль. И он даже не знал точно цену этому мальчишке, а лишь договорился о гонораре за помощь в организации похищения и присмотре.
Малая часть денег была уже у него в кармане, но сейчас эти вожделенные купюры показались ничтожными по сравнению с той суммой, которую рассчитывали получить с Вязова главари преступной группировки. Он знал, что это будет очень много.

[Тим]

Тим в ужасе отшатнулся. Не удалось сдержать свои эмоции. Они отчетливо отпечатались на его лице. Нет, никто не может заплатить за него больше, чем его родители. Или может? Голова машинально мотнулась, словно Тим сам себя уговаривал "Нет! Никто не может, даже не думай!" Это он и озвучил хриплым голосом, глядя пристально и настороженно исподлобья:

- Родители больше дадут. Позвоните! – и тут же замолк, не представляя, что говорить дальше.
Представиться? Довольно странное требование. Неужто этот тип не знает, кого похитил. Тим медлил и не спешил произносить своё имя, лихорадочно взвешивая, чем ему это может грозить. А может, наоборот, узнав, как его зовут, они поскорее найдут родителей?
"Да, так и есть. Именно для этого бандит и выясняет его имя", - осенило Тима. Он даже вдохнул полной грудью. Где-то в глубине души затеплилась, затрепетала надежда.

- Тимур… Тимур Вязов. Мой отец Руслан Маркович Вязов. Я могу вам дать его телефон...

И тут вдруг до Тима дошло, что мобильника его с ним нет. Запоздало дошло. Мог бы и раньше сообразить, что похитители, наверняка, уже прошерстили все его контакты. Тем более, отец был в них записан, как "батя". Просто и понятно. Тогда зачем им его имя? Хотя, если задуматься, одно дело сказать: "Мужик, мы похитили твоего сына" и совсем другое "Руслан Маркович, ваш Тимур у нас…" Логично. Парень цеплялся за любое спасительное объяснение и, найдя хоть какое-то зыбкое здравое звено, обрубил все остальные мысли.

Он снова перевел взгляд на незнакомца. Судя по повороту головы, тот не спускал с него глаз. Но самих глаз мужика Тим видеть не мог.
В темноте полоснула искра и снова раздался противный голос. А потом Тима обдало табачным дымом. Да так близко, что мальчишка закашлялся и опустил лицо. Пришлось прижаться к бетонному полу, чтобы не задохнуться от едкого запаха.

Малыш? Он назвал его малышом? Мужчина вкрадчиво и обстоятельно продолжал издеваться, изводя пленника устрашающими перспективами. Сколько бы он за себя дал? Да всё, что угодно, только бы не видеть эту темную глыбу, нависающую сейчас над ним. Как же противен и гадок его голос. Всего за пару фраз Тимур возненавидел эти интонации. Наверное, нет на свете голоса враждебнее. Каждым своим звуком он въедался в и так уже шокированное сознание, заставляя сердце сжиматься, а легкие замирать.

- Вам заплатят, сколько вы захотите, - совсем глухо промямлил Тим куда-то в пол и сразу же снова поднял глаза. Нельзя отвлекаться и смотреть в сторону. Неизвестно, что этому мужику взбредет в следующую секунду. Надо всегда быть начеку.

Тим постарался придать своему голосу твердости и уверенности. Вышло, правда, не очень, но надежда с новой силой вспыхнула внутри. Раз похититель интересуется суммой, значит с ним точно можно договориться. А деньги - не проблема. Они никогда не были проблемой в их семье. Его отец, владелец огромной корпорации, всегда говорил, что деньги - дело наживное. Ещё бы! Практически вся корпорация принадлежала ему. За исключением тридцати процентов. Но контрольный пакет акций был в руках Руслана Марковича, и поэтому деньги лились в их семью рекой. Как эти акции ему достался, это уже вопрос другой. Тимур не знал эту темную историю, но слышал, что в кучерявые годы отец крутил какие-то махинации. Поговаривали, что он даже предал лучшего друга. Но какая Тиму разница, кого он там предал и как заработал на свой хлеб с икрой. Мальчишка этим никогда не заморачивался. Он с рождения жил в роскоши и даже не интересовался происхождением отцовских денег, их загородной резиденции, машины с личным водителем и прочих приятных мелочей, который сопровождали его по жизни. Да и сейчас Тимура заботила только своя шкура. Ему было абсолютно наплевать, сколько затребуют за него похитители и как отец добудет нужную сумму. Пусть хоть целый свет перевернет и предаст всех кого только можно предать, но пусть сделает это побыстрей. Тим не продержится долго в обществе этого полупьяного ублюдка. Ему и сейчас уже непросто держать лицо. Страх иногда перемешивается с необъяснимым гневом. И так и хочется в порыве отчаяния заехать по этой самодовольной темной глыбе, из которой изрыгаются все эти угрозы и издевательства. Кулаком, нет лучше ногой. И бить, и бить, пока не замолкнет. Раскрошить его рожу в кровь, в кашу, в пыль... Малышом он его величает? Ублюдок! Наверное, хорошо, что Тим крепко связан. Иначе бы последствий такой вспыльчивости было не избежать. Его бы сразу убили или искалечили. Ещё до выкупа. А вдруг это то, что они и собираются сделать, и никакой выкуп им не нужен? Тим машинально вздрогнул и мурашки пронзили всё его тело. Нет, лучше об этом не думать! Зачем-то же похититель интересуется его деньгами...

[Андрей]

Импульсы, что исходили от мальчишки, сейчас перекрывали все: сырость, запах плесени, промозглый воздух этой холодной каморки и даже едкий привкус досады, что разбавлял чувство злобы в Андрее. Причин для нее было много, но сейчас она отбрасывалась на второй план. Всё пространство вокруг него заполнил гул от брошенных пленником слов.
Заголосил-таки, почти стал умолять. Сдержанно, но убедительно. Пока сдержанно.

Андрей прислонился к стене, и увеличенное расстояние между ними позволило внимательнее прислушаться к словам и тону пацана. От восклицательного он перешел к спокойному и закончил как-то обреченно... Но последняя его фраза взывала к желанию Андрея. Сколько захотите.
Да, пацан уверен в могущественности своего отца, но сам так и не назвал себе цену. Не знает? Боится прогадать? Или продешевить?

Андрей молча смотрел поверх его поникшей головы, мысленно укрепляясь в правильности сделанного выбора. За него заплатят! И много! И это будет справедливой платой за счастливое и благополучное существование Вязовых!

Сигарета тлела, обволакивая дымом образ этого дорогого трофея. Настолько дорогого, что хотелось не сберечь его, а раскрасить минимум парой фингалов. Вопреки здравому смыслу, а повинуясь инстинкту мести, ненависти и даже зависти!
Да, противное подленькое чувства зависти преследовало Андрея последние три года школьной жизни. Вырванный из привычного круга, из простой деревенской школы, от своих друзей после замужества матери и переезда в город он оказался изгоем в новом классе.
В первый же день не смог скинуться на выпивку и сразу был отвергнул той частью коллектива, что устанавливала порядки и негласные законы в классе. Отчим контролировал все деньги, заработанные матерью, требовал две третьих за квартплату и еду, и о карманных городскому подростку оставалось лишь мечтать. Не о фирменных шмотках, походах в клубы и кафе, а о карманных мелких деньгах!

Андрей закрыл глаза, глубоко затягиваясь в последний раз, и выбросил непотушенный хабарик под ноги мальчишке. Не вспыхнет. Слишком сыро.
Промозглость скорее от воспоминаний, нежели от предрассветного похолодания, стала пробирать до костей, а имя, что хотел узнать Андрей у пленника, отозвалось болезненным комом в желудке. Это могло быть последствием голода и выпитой водки, но Андрей брезгливо поморщился от рыкающего экзотического коктейля. Выпендриться даже в выборе имени им необходимо.

- Ну, и намешали... И Тимур, и Руслан, и Марк! - он захохотал, чиркнул зажигалкой и поднес её почти вплотную к физиономии заложника. - Морда... Да, что-то есть ото всех имен... А фамилия обычная, русская! Не надо мне никакого телефона... Тимур. Тимур ведь? Но явно не из тех, про кого писал... про команду.

Андрей не мог вспомнить писателя, но четко помнил название известной повести, и был уверен, что мальчишка вообще не понимал, о чем речь. У него свои идеалы и своя команда. Таких же зажратых, не знающих ни в чем отказа, гламурных малолеток.
Пахло ли от парня гламурностью, сейчас было не разобрать. Потому как пахло черти чем, да и взгляд, что едва можно было уловить, благодаря огоньку зажигалки, выдавал в мальчишке обычный животный страх. Тот, что делает одинаковыми всех людей, срывая с них искусственные оболочки. Но почему-то это имя - Тимур - у Андрей сразу срифмовалось с тем, что он ненавидел. С гламурностью.

- Или Гламур? - переспросил он и приподнял голову пацана за подбородок. - Ну, я буду звать тебя... Мур-мур... Нет, лучше - Мурзик. А ты будешь отзываться - "мур-мур". Сразу, как услышишь свое имя. Понял?

Идея показалась забавной. Ничем не обременяющей пленника, хотя посмотреть, как он будет лакать со связанными руками похлебку из миски, тоже привлекало Андрея.

- Звонить я никому не собираюсь, Мурзик, - мужчина помог подняться мальчишке на ноги и толкнул его к выдоху. - Мы посмотрим, сможет ли твой отец сам организовать поиски и что-то предложить за тебя. А пока шевели ногами и пользуйся шансом. По требованию я тебя выводить не буду. Только строго по расписанию!

Андрей провел мальчишку по узкому темному коридору, остановил возле последней двери.

- Сейчас я тебе развяжу руки, но имей ввиду, если ты надумаешь что-то предпринять, хоть намек на сопротивление или бегство, будешь гадить под себя, это я тебе обещаю! И... еще много других удовольствий!

Андрей вынул из кармана складной нож. Блестящее холодное лезвие оказалось у самого лица мальчишки.

- Интересно... шрамы украшают только мужчин или мальчишек тоже? - прищурился он и провел лезвием по гладкой щеке Тимура. - Это мы сможем проверить. И еще...

Андрей расстегнул ремень на джинсах мальчишки и выдернул его из шлевок.

- Он тебе не понадобится. И так будет безопасней. Хотя... если ты сделаешь лишний шаг в сторону, я этой... - он поднес к носу пацана пряжку, - железкой пробью тебе башку. Понял, Мурзик??

Нож разрезал путы, и Андрей крепко вцепился в натертое веревками запястье.

[Тим]

Бандит смотрел на него как-то неподвижно. Не двигая ни головой, ни желваками. То ли витал в своих мыслях, то ли обдумывал денежное предложение.

Тим ждал, напряженно замерев на сыром полу. В висках застучало с новой силой, перебивая прерывистое и рванное дыхание. Тим вслушивался в этот стук, всматривался в темноту, пытаясь разглядеть лицо похитителя. Кажется, у него большой нос и выпуклый лоб. Это всё, что удалось рассмотреть. Тим боялся даже пошевелиться в ожидании ответа. Но ответом ему был лишь брошенный под ноги окурок. Парень вздрогнул от неожиданности и подтянул к себе связанные руки, пытаясь привстать и отползти к стене. Получилось не очень. Мужик был явно чем-то раздосадован. И такие перемены в его настроении очень пугали.

Тим так и не понял, что бандит хотел сказать перечислением имён его семьи. И зачем стал коверкать его имя, перефразируя на разные лады. Единственное, что было очевидно, похититель продолжал измываться. Ему явно доставляло удовольствие, когда от очередной колкой фразы, мальчишка скрежетал зубами, беспомощно двигал желваками и сжимал кулаки, но не мог ничего ни сделать, ни ответить. Положение пленника диктовало свои условия и заставляло держать свою ярость при себе. Поэтому на обидную кличку "Мурзик", Тим лишь с ненавистью просверлил своего мучителя взглядом, но отвечать ничего не стал.

А вот последовавшая новость о том, что звонить его отцу никто не собирается, ввела мальчишку в настоящий ступор. Он побледнел и заметно скис, а вспыхнувшая было надежда оставила вместо себя огромную дыру, которую незамедлительно заполнили страх и отчаяние. Как же отец найдет его в этой глухомани? Ни людских голосов за окном, ни звуков машин…

На лице мальчишки отразилась такая гамма чувств, что не заметить её было невозможно. Страх, отчаяние и горькое разочарование. Разочарование от того, что надежный, как Тиму казалось, способ не сработал. Мужик почему-то не клюнул на деньги. И от этого стало совсем не по себе. Всех, кого Тим до этого знал, с легкостью, клевали на эту наживку. Стоило ему заговорить об отцовских деньгах, как на него смотрели с уважением и повышенным вниманием. Деньги были проходным билетом во все запрещенные места. Для Тима не существовало понятия "до 18-ти". Ему были доступны все развлечения, какие он только мог пожелать. И если он не мог получить их напрямую, он получал их с помощью посредников: кассиров, прохожих, охранников… Все были падки на деньги. А здесь вдруг случился облом. Его похититель почему-то не очень жаждет денег. Это пугало и ставило мальчишку в тупик. Что ещё можно предложить за свою такую ценную и очень важную для Тима жизнь?

Неожиданно мужик приблизился к парню, и тот испуганно отпрянул назад. Но бандит лишь помог ему подняться. Куда это он его? Тим не сразу понял, о каком расписании идет речь. Сообразил лишь, когда бандит подвел его к неказистой двери с закрашенным окошком. Туалет. Сразу же возникла мысль о побеге. Но, видимо, не только ему пришла эта идея в голову. Похититель тут же пресёк желания пленника и, достав нож, поднес его к самому лицу Тима. Мальчишка в ужасе замер и зажмурился. Холодная сталь коснулась напряженной щеки. Тим покрылся испариной и старался не дышать. Все звуки многократно усилились. В груди зачастило от трепета сердце. Пульс пулеметной очередью стучал и клокотал в висках. Острое лезвие казалось вот-вот проникнет под кожу, ещё немного, и оно убьет, зарежет, изуродует…

Но всё неожиданно кончилось. Тим сделал глубокий вдох, словно только что вынырнул из глубины. Капельки пота захолодили шею, мурашки побежали по всему телу. От полученной дозы адреналина парень не сразу почувствовал, что похититель расстегнул его ремень. А когда почувствовал, руки непроизвольно потянулись к поясу. Но кожа хлестко осадила пальцы, и пряжка приблизилась к лицу Тима. Пришлось снова отпрянуть и шумно выдохнуть. Хорошо, что он не закрыл глаза, иначе бы непременно дернулся, когда нож разрезал веревки на запястьях. И этот страх мог бы стоить ему нескольких порезов. Кто знает, насколько глубоких…

При свете тусклой коридорной лампы бандит выглядел не совсем так, как Тим себе его представлял. Острые, неприятные черты лица, скулы, подбородок, падающая на глаза чёлка… Всё говорило о том, что перед ним жестокий и антипатичный тип. Скорее всего небогатый, из отбросов общества. Ну, а кто ещё может похищать людей? Только такой нищебродный ублюдок, как этот. Таких надо безжалостно садить в тюрьмы и отгораживать от приличного общества с раннего детства. По мнению Тима, они были не достойны существовать бок о бок с ним - в обеспеченном и потакающем всем его нуждам мире.

Размышления поначалу вернули былую ярость, но потом смешались со страхом и отчаянием. Как ни крути, а он сейчас находится во власти этого самого "отброса". И хочет он того или не хочет, а ему придется играть по его правилам.

Парень молча проводил глазами изрезанные веревки и исступленно уставился на подрагивающую пряжку перед своим носом. Похититель снова начал угрожать, но мозг парня уже отказывался воспринимать угрозы. Слишком их много было за этот час. Сознание словно поставило невидимый барьер. Голова стала ватной, мысли затуманились. Мальчишка ничего не соображал и лишь смотрел на открывающий и закрывающий рот бандита.

[Андрей]

Понял ли что-то мальчишка, этот гладкошерстный Мурзик, новая кличка которого показалась Андрею очень подходящей? Вряд ли что-то конкретное и в полном объеме. Почему он здесь, зачем и чего от него хочет этот странный мужик? Нет, все догадки маленького Вязова разбежались под щекоткой холодного металла. Ибо он оставался безмолвен, и даже жестом, кивком, мычанием не выразил согласия или протеста. Разве что зажмурился, как настоящий кот. Нет, не замурлыкал. Но это дело времени.

Зубову хотелось сдавить эти некрепкие с отчетливыми венами запястья. Так, чтоб мальчишка вскрикнул, чтоб жилки побелели и готовы были от напряжения прорвать эту нежную на ощупь кожу. Не по-мальчишески мягкую, будто пацан натирал свое гламурное тело кремами. И даже несколько часов, проведенные в холоде, не повлияли на ее состояние.
За что он к нему так? В чем провинился перед ним этот незнакомый подросток?
Андрей стиснул зубы, а его глаза, казалось, налились кровью, как у быка при виде красной тряпки.
Неужто в том самом, о чём говорилось в басне? "Что хочется мне кушать..."
Да, чувство голода стало одолевать, а сколько еще придется охранять заложника, было неизвестно.
Продукты имелись в запасе, и плита была исправной, с заправленным баллоном, и впору можно было что-то приготовить...
Но не тот голод сейчас разъедал Андрея. Не тот, каждодневный и естественный, что можно утолить за четверть часа.
Другой. Копившийся годами и острыми копьями пронзающий мозг при болезненных воспоминаниях.

Почему он, этот Вязов? То было не Андрея дело. Но мальчишка подходил для намеченного мероприятия. Он сам это подтвердил своей уверенностью в богатстве отца и его готовности выложить любые деньги за его лощеную шкурку. Любые!
А потому и должен платить! За всё! За нищее детство Андрея, за школьные насмешки, за лишение возможности выучиться, за
отчаяние, когда ему необходима была ничтожная сумма, приведшая его к долгам, за неё!

Она была чистой и искренней... И Андрей не мог поверить, что это это может быть серьезно. И не напрасно не верил. Или это неверие фатальным образом разрушило все мечты и надежды. Он помнил её письма в армию почти наизусть. Помнил, как менялся их окрас с каждым месяцем. Тускнел, бледнел, и сквозь строки, ранее наполненные любовью и страстностью, стали просачиваться
усталость и чувство вины.

Она была и так очень хороша, но рядом с ним, сыном гендиректора крупного предприятия, на переднем сиденье его новой иномарки, в которой они подъехали к её дому, Андрей сумел разглядеть в ней новые черты. Те, что были нераскрыты при встречах с простым бедным парнем. Просто не могли раскрыться. Она вся исходила шармом, а его презрительная усмешка, которой её избранник одарил Андрея, не шла вразрез, а гармонично дополняла её снисходительно-вежливую улыбку.
И оба они мысленно говорили - "лох"! Почти так, как этот малолетний шкет назвал Андрей возле клуба.
Узнал ли он его сейчас? Навряд ли... Кем он был для вальяжно идущего к дорогому авто подростку? Тем, кем тот его увидел. Лохом.
Который был там неслучайно. А выслеживал и запоминал. Время, место, друзей, водителя...
Чтобы сейчас насладиться этими расширенными темными зрачками маленького пижона. И его... А что он молчит? Не понял?

Андрей очнулся от воспоминаний и даже ослабил хватку, отчетливо ощущая на ладонях пульс мальчишки. Частый, готовый вырваться наружу пульс.

- Я тебя не слышу, Мурзик... - процедил сквозь зубы Андрей. - Понял ли ты меня... Муууурзик? Ну же... Где твой позывной?

Он оскалился, растянув губы, подобно нарисованной гримасе клоуна и пощекотал парня за ухом.

- Неповиновение может караться больно и унизительно. И будет караться. И если второе можно вытерпеть молча, загнав свою гордость в твое дрожащее очко... то думаю, что боль заставит тебя не просто мяукать, а так голосить, будто тебе на яйца наступили.

Андрей приподнял колено и с силой уперся ровно в тот орган, что был только что упомянут.

[Тим]

Рукам стало больно, и это вывело Тима из оцепенения. Он напряг плечи и попытался вырваться из цепкого хвата. Но не тут то было. Похититель держал крепко. Запястья были словно в тисках, которые то и дело затягивались.

И вел себя мужик довольно странно. То скрежетал зубами от злости и тяжело дышал, то смотрел недобро исподлобья и о чем-то усиленно всё время думал.

Сумасшедший какой-то… Тим с опаской посмотрел на улетевшего в свои мысли бандита, но вырываться перестал. Бесполезно. Чем больше он это делал, тем жестче и больнее становилось рукам. В какой-то момент Тиму даже показалось, что его запястья сломаются под неуёмным прессом, мужик был довольно сильный и мускулистый - не в пример Тиму, который не жаловал спорт. Качалку и любые спортивные секции он считал напрасной тратой времени. И сейчас пожалел об этом. Сильно пожалел. Может, будь он хоть чуточку сильнее, он смог бы повергнуть этого бандита и вырваться на такую желанную и недоступную свободу. А так приходится сжимать от зубы от боли и горечи, выслушивая угрозы нездорового маньяка. И ждать, и надеяться непонятно на что... На что можно надеяться в его положении? Разве что на чудо.

Тим скривился от очередного болезненного сжатия, но дальше мужик сдавливать руки пленника не стал. Отогнал какие-то свои, не слишком приятные, судя по выражению лица, мысли и снова обратился к Тиму.

Игривый тон вперемешку с хищным оскалом ничего хорошего не сулили, и мальчишка невольно сжался. Чего этому козлу от него надо? Какой ещё позывной? Тим не слишком улавливал требования мужика.

Он попытался податься назад. Не для того, чтобы вырваться – это не представлялось сейчас возможным, а для того, чтобы хоть как-то защитить себя, потому как угрозы стали пугающе интенсивными и опасливо реальными... И тут что-то твердое уперлось Тиму прямо в пах. Да так резко и неожиданно, что у мальчишки от боли сперло дыхание. Он машинально согнулся, приседая и выпячивая попу назад, всеми силами пытаясь отстраниться от опасного колена. Но сложность заключалась в том, что мужик по-прежнему держал его за запястья.

- Я понял, - на выдохе выпалил Тим, всё ещё хватая ртом воздух. – Я всё понял…

На деле же ничего понятно не было. Это что же, этот ненормальный требует от него в ответ помяукать? Чтобы унизить и закрепить свою власть? Нет, Тим не доставит ему такого удовольствия!

- Я в туалет хочу, - пробормотал парень хриплым голосом, надеясь, что хоть это отвлечет бандита и заставит его отказаться от своих планов. – Мне срочно надо. Пустите!

[Андрей]

Запрещенный прием? Запрещенный ли? Нет, сейчас Андрей был готов сорвать все границы и стереть запреты, что раньше во многом сдерживали его. И напрасно сдерживали, ибо будь он решительнее, жестче, смелее!.. Был бы... Но время безвозвратно упущено, и сейчас внутри у Андрея разморозилось, разогрелось, забурлило, подогреваемое упрямством мальчишки, давно ожидавшее своего часа чувство превосходства, власти, силы. Фальшивое чувство, ибо противник был намного младше и мельче, но он был тем, таким же, от которого Зубову приходилось терпеть издевательства много лет назад.

Тогда такой же самовлюбленный, уверенный в себе подросток был не один, в тот школьный вечер, когда они, его одноклассники, ради шутки заперли новичка в туалете, и сквозь закупоренную шваброй дверь тот слышал грохот доносившейся из зала музыки, хохот парней, визглявые голоса девчонок.
И никто не подумал высвободить его до окончания дискотеки. Потому что он был чужим, лишним, не похожим на этих веселых, всем довольных ребят.

А теперь... Теперь мальчишка был один. Уже не веселый и не довольный.
И в конце этого длинного десятиметрового коридора, за дверью маленького деревенского туалета, что представлял собой дырку в доске, Андрей мог продержать его всю оставшуюся ночь.
Без музыки, без смеха, но с обволакивающим зловонием необычного для пацана туалета и доносящегося с кухни аромата еды.
Запасы Андрей уже успел изучить. И даже просчитать, на сколько дней может хватить банок тушенки. На три, четыре? Нет, на пять! Это если на одного. Если сидеть и жрать на глазах у истекающего слюной Мурзика... И видеть его взгляд.

Да... сочная картина. Но сейчас глаза мальчишки выпали из поля зрения Андрея. Сам пацан согнулся, отклячил зад, уменьшаясь в размерах, и его голова почти уперлась в живот мужчины.

Больно. Неужто так больно? Нет, парень не блефовал, иначе не выдавил бы из себя ответ.
Он понял. Понял. Правда, не понятно, что он понял. Мурчания Андрей не услышал. Или плохо объяснил? Плохо... Придется более доходчиво.
Андрей расплылся в улыбке от этой детской непосредственности. Скромное желание.

- Срочно надо? Что так вот и приспичило, а, Мурзик? Ведь сам молчал, - Андрей убрал колено с области паха мальчишки. Еще не хватало тут детской неожиданности вслед за непосредственностью. - А может тебе лоток соорудить отдельный? А то, боюсь, что ты не сориентируешься с мишенью, Мурзик, и загадишь всё вокруг. А если обделаешься прямо тут, то все голыми руками вытирать будешь. Так что даю ещё шанс, Мурзик... Последний.

Андрей отпустил запястья пацана, резко вернул его туловище в вертикальное положение и слегка придавил пальцами шею.

- Не слышу... - твердо проговорил мужчина. - Смелее. Ты же всё понял.

Поначалу для Андрея это было шуткой. Кличка, отзыв. Внезапно пришедшей в голову глупостью. Но сейчас стало принципиальным шагом - заставить мальчишку подчиниться. Любым путем. Ибо это был первый шаг к установлению их совместного существования. Показать, что он, этот зажратый щегол, сейчас во всём зависит от своего стражника. И никого рядом больше нет.

[Тим]

Мальчишка поднял испуганные глаза и затравленно посмотрел на своего мучителя. Подчиняться его прихотям не хотелось. Ведь стоит один раз дать слабину, и неизвестно, что ещё придумает этот тип. Но с другой стороны, большого выбора Тиму не предоставлялось. Они здесь были одни, и бандит мог сделать с ним всё, что только пожелает. А боли мальчишка боялся… И очень. Он был вообще непривычный к такому обращению. Всегда и все потакали его прихотям, ему же подстраиваться под других не приходилось. Теперь всё было с точностью до наоборот.

От рубашки бандита сильно разило табаком. Тим постарался отстраниться от неё подальше, но уперся задницей в стену. Особо пятиться здесь было некуда. Спертый воздух узкого коридора всё больше наполнялся смрадом и вонью. Видимо, из-за соседства с туалетом. Парень поморщился и постарался глубоко не вдыхать. И тут же почувствовал сильное головокружение. От всего сразу: переизбытка эмоций, зловонной духоты и нервного перенапряжения.

И вдруг его резко дернули вверх. Так резко, что в глазах мальчишки потемнело. Запястья стали свободны, но это мало чем ему помогло, потому что ровно через секунду он начал задыхаться. Пытаясь вырвать из цепкой хватки шею, Тим затрепыхался, забился в руках мужчины. Встал на цыпочки и машинально потянулся вверх. После чего схватился за запястье бандита, пытаясь оторвать его руку от своей шеи. Хватка не ослаблялась, но дышать всё же было можно. Вряд ли это было надолго... И это пугало. Тим в панике осознавал, что если сейчас же не выполнит требования этого ублюдка, тот просто перекроет ему весь оставшийся кислород.

- Мур… - приглушенно и хрипло выдохнул парень, при этом жадно хватая ртом воздух и с шумом проталкивая его в легкие.

[Андрей]

Андрей не верил, что мальчишка не подчинится. Пусть не на раз, не на два... И пусть путем угроз, но ответит, как было ему велено.
Вряд ли строптивость возьмет верх над самосохранением.

Ладонь мужчины ощутила пульсацию на шее мальчишки, его напрягшийся острый кадык, остановку дыхания. Тот замер, оцепенел, видно пытаясь предугадать степень серьезности своего положения.
Неужели мог подумать, что можно отвертеться? Мог... Но поменял своё мнение, когда рука Андрея сжала его хрящики, почти прилипнув к вспотевшей от страха гладкой мальчишеской коже.

Андрею было забавно наблюдать за его отчаянными попытками вырваться, и, как ни странно, сопротивление Мурзика не вызвало злости и желания дать жесткий болезненный отпор. Он имеет право бороться за свою жизнь! Цепляясь, хватаясь, стараясь вырваться. За эту юную, красивую, не знающую ни в чем отказа жизнь. И очень дорогую. Пусть подергается, прочувствует, насколько простым и быстрым может быть конец его существования. И насколько медленным и нерасторопным его всемогущий отец.

Андрей сжимал и разжимал руку, будто раздумывая над судьбой мальчишки. И над своей. В случае удачи или неудачи.
И в эти секунды он понимал, что и его шансы, и шансы пленника почти одинаковы. Или счастливое беззаботное будущее, или очень печальный конец. Он весь этот день старался отбрасывать от себя гнетущие мрачные мысли, которые касались и этого трепещущего, словно пойманная дичь в силках, подростка. Сейчас его физиономия показалась совершенно детской, беспомощной, еще ни разу не бритой, а может, и не битой, и не соответствовала развитому телосложению и росту, особенно в момент, когда мальчишка инстинктивно потянулся вверх.

И вот сквозь сип и приглушенное мычание прозвучало... Или показалось? Нет, был ответ. Слабовато, однократно, но прозвучало.

- Теперь дыши свободней, Мурзик, - хохотнул Андрей и отпустил горло мальчишки. - Надеюсь, что в следующий раз это прозвучит более отчетливо и дважды. Побудешь там некоторое время. Пока ты не осознал своего положения и последствий непослушания. И если не повторишь ошибки, то я тебя чем-нибудь покормлю.

Андрей втолкнул пацана в туалет и запер дверь снаружи на щеколду.

Рассвет еще не наступил, а Андрей и не сомкнул глаз этой ночью. Всё смешалось, сместилось и было без разницы, который час. Всё измерялось лишь суммой, что могла быть выручена за мальчишку. И сроком исполнения условий. И голодом.
А еще интересом, может ли от стресса у подростка пропасть аппетит? И испытывает ли его, этот стресс, заложник?
Андрей вспомнил свой подростковый возраст. Казалось, что он всегда хотел есть. Часто и много. И редко когда наедался. Потому как постной пищей, которая в основном готовилась матерью, насытиться было трудно. Его воротило от макарон и гречи, сдобренной постным маслом. Но мальчишка вряд ли станет привередничать. Пусть попостится немного, тем более, что запас провизии не был богатым.

[Тим]

Тиму казалось, что прошло очень много времени, прежде чем железные пальцы отпустили его горло. Реальность перед глазами пошла цветными кругами, он задыхался и отрывисто хрипел, но пальцы всё сильнее и сильнее сжимали шею. Тим думал, что, наверное, уже всё, конец, не вырвется.

На периферии создания возникло вдруг лицо отца и их рыжей собаки. Вот он совсем ещё малец дергает её за уши и пытается залезть ей на спину. Отец объясняет, что собаке больно, но Тим не унимается и продолжает шалить. Вспышка, натуженный вдох, снова хрип и картинка сменяется на другую. Здесь Тим, кажется, в классе третьем. Он старательно отрывает у пчелы крылья и садит на шею ненавистной однокласснице, прижимая при этом пальцами. Пчела в тщетной попытке спастись выпускает своё жало. Визг, крик... Тим истошно хохочет, а вместе с ним и все его друзья, наблюдавшие за действом.

Чем-то Тим был сейчас похож на эту пчелу, беспомощно пытающуюся вырваться из огромных ужасных лапищ и понимающую, что это тщетно. Как бы жертва не трепыхалась, её последний вздох уже предрешен и вырваться шансов нет…

Но тут в горло хлынул поток воздуха, и Тим закашлялся, хватаясь за шею. Видения исчезли, словно их и не было, но парень всё ещё не мог прийти в себя. Что это было? Галлюцинации или какая-то аномалия? Как он мог настолько детально вспомнить всё, что происходило когда-то? Вплоть до запахов, звуков, цветов…

Сейчас же запах сменился на знакомый туалетный смрад, а звук на голос того самого урода, который чуть не задушил Тима пару мгновений назад. Просто так, играючи... Потому, что ему так захотелось...

Парня шатало и мутило. Но едва оправившись от кислородного шока, он снова услышал угрозы похитителя. Опять тот называл его Мурзиком и что-то втирал насчет непослушания. Мальчишка сжал зубы и кулаки в безотчетной ярости. Ему было непросто побороть себя в этом унижении. Хотелось плюнуть мужику прямо в рыло. Ответить что-то колкое и оскорбительное. Но парень сдерживал себя, понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет. Ну, убьют его здесь, рядом с этим сортиром. Кому от этого станет легче? Уж точно не ему. В этом забытом убогом месте даже труп его вряд ли найдут. Не говоря уже о самом похитителе. Поэтому так опрометчиво закачивать свою жизнь Тим не желал…

Бандит закончил назидательную речь, а потом втолкнул Тима в сортир. Сильная волна вони чуть не сшибла парня с ног. Пришлось снова задерживать дыхание. Теперь уже по собственной воле. Отвернувшись от зловонной дыры в полу, Тим попытался прийти в себя. Оперся о дверь, чтобы не упасть, но тут же отпрянул, брезгливо оглядев место, в котором оказался. Деревянная конструкция совсем не походила на часть дома. Видимо, коридор, который вел к уборной, был пристроен потом. Здесь было холодно и зябко. Тим даже повёл плечами, чтобы согреться.

Первая мысль, конечно, была о побеге. А о чем ещё может помышлять пленник, оставшись один? Мальчишка огляделся. Прислушался. Даже слегка подергал ручку. Закрыта. Неудивительно. Он отчетливо слышал, как снаружи звякнула щеколда. И зачем нужна щеколда с обратной стороны? Может, для того чтобы дверь от ветра не открывалась и весь этот смрад не шел в дом? Но думать об этом дальше не было времени. Нужно было срочно соображать, как отсюда выбираться.

Проверять конструкцию на прочность руками он не решился, поэтому несколько раз долбанул по деревянной стене ногой. Сначала с одной, а потом с другой стороны. Доски оказались крепкими и весьма толстыми. Может быть, от более сильных ударов они бы и сломались, но Тим не был ни каратистом, ни качком. Поэтому доски лишь слегка качнулись под напором и лениво заскрипели. Парень сделал ещё несколько попыток, но вскоре оставил это бесполезное занятие.

Отчаявшись выбраться, Тим стал осматриваться. Немного приноровившись к темноте и зловонному смраду, он начал осторожно поворачиваться вокруг своей оси. Сквозь щели между досками проникал морозный воздух, но на улице было темно. Ни фонаря, ни солнечного света, только очень слабый, лунный, освещал подтаявшие сугробы. Значит, снаружи сейчас глубокая ночь. Это сколько же он провалялся тут без сознания? И когда его близкие начнут его искать?

Вспомнив о своих физиологических потребностях, парень всё же решил их справить. Кто знает, когда в следующий раз предоставится такая возможность.

А похититель всё не шел. Тим устал стоять. Он старался не прислоняться и не дотрагиваться ни к чему вокруг. И уж тем более речи не было о том, чтобы присесть на вонючий пол. Всё вокруг смердело нечистотами. Казалось, даже стены и потолок пропитались смрадом. Свободного места в сортире было немного. Лишь две широких доски на полу и невысокая ступенька, в которой зияла дыра для справления нужд. Поэтому приходилось стоять, скукожившись, втянув в себя плечи и занимая как можно меньше пространства. Но через некоторое время такого стояния стало совсем холодно. Тим дёргано переступал с ноги на ногу, а потом стал подпрыгивать на месте. Он обнимал себя за плечи и растирал их, пытаясь согреться. Но это мало помогало от ледяного ветра, который, то и дело, задувал между досками и в широкие щели.

В процессе танца холода на Тима опять нахлынули воспоминания. Он отчего-то вспомнил своего одноклассника Женьку. Тот кичился перед ним, что рудаки повезут его в новый виртуальный тир в Берлине. Специально ради него едут, уже билеты купили. Тим от зависти чуть не сорвал тогда урок. Его предки никогда ради него никуда не ездили. Только за компанию брали Тима за границу. В тот же день он пришел домой и нахамил матери. Сказал, что она для него ничего не делает. И вообще ему всё осточертело, и он хочет уехать в Берлин. Один, сам. Мама тогда сильно сокрушалась и нервничала, отец растерянно ходил и пытался поговорить с сыном. Тим нахамил и ему. В тот момент он действительно ощущал себя самым несчастным человеком во Вселенной. Как же он был наивен и глуп. И не ценил всего того, что у него было. Он думал, что это навсегда… А вот, оказалось, нет. Теперь он стоит посреди этого вонючего сортира и мечтает только об одном - согреться. И даже запах и грязь вокруг уже не так беспокоят его. А только пронизывающий до костей холод. Колючий, вгрызающийся в самую плоть и заставляющий его зубы отбивать сумасшедшую чечетку. Ему ещё никогда в жизни не было так холодно. Даже, когда его друзья в шутку кинули в ледяной бассейн. Он орал, матерился. Но тот холод не шел ни в какое сравнение с этим. Этот был основательным, страшным, и не было ему ни начала ни конца. Сколько ему ещё тут сидеть и сколько времени уже прошло? Время для Тима превратилось в какую-то абстрактную метафизическую величину. Оно растягивалось как резина, и так же резко сокращалось, когда сердце уходило в пятки.

Какой же он дурак, что не оделся потеплее? Понадеялся на оттепель и на то что с машины он сразу же пойдет в клуб. Вот только пивком для начала зарядится и пойдет. Зарядился… Кретин! Идиот! Тим, наверное, впервые в жизни был на себя зол. До этого он всегда винил в происходящем окружающих. Не мог он быть виноват. Не мог! И вот теперь его роковая ошибка может ему стоить жизни. И вполне возможно, прямо в этом сортире… Ещё немного, и он действительно закоченеет от холода. Тим, наконец, решился и начал стучать ногой в дверь. Сначала робко, носком ботинка, а потом, повернувшись спиной к двери, затарабанил со всей силы пяткой. Лучше пусть этот урод злится и угрожает, чем утром обнаружит здесь его труп.

[Андрей]

Казалось, что скрипит все вокруг: старые деревянные половицы с облезлой краской, петли на дверях, даже толстая шершавая щеколда, о которую Андрей занозил палец. А еще натянутые, словно струны, нервы. Издают режущие слух противные звуки, как от неумелой игры на скрипке. Тоскливая гнетущая музыка неудачливой жизни.

Андрей грузно, несмотря на стройное телосложение, отмерил шаги до кухни с болтающейся посреди потолка единственной лампочкой. Она едва освещала середину помещения, потому он почти на ощупь вытянул из старой тумбочки, стоящей в дальнем углу, металлическую посудину.
Вспыхнувший газ на плите придал побольше света и тепла, а аромат из вскрытой банки тушенки тут же перечеркнул всё еще витающий перед носом противный запах туалета. Но удивленное и брезгливое выражение спесивой лощеной мордахи пацана никак не хотело улетучиваться. Чего он испугался? Хотел же по нужде? Хотел! Не ожидал, что запрут? Или что бывают такие туалеты?

Андрей уже позабыл тонкости жизни в деревне, и в возрасте пленника жил в городе, да и в детстве все кажется лучше, красивее, чище.
Потому сам не вошел в ступор, впервые открыв дверь этого необходимого помещения. Даже не поморщился. Спасибо, что на улицу не надо бегать. А пацан выпал в полный осадок, выдал себя разом, и Андрею спецом захотелось продержать его там как можно дольше. Чтоб прочувствовал, насладился. Или пока не начнет просить выпустить его. Громко и жалобно.

По поводу второго это были мечты - Андрей понял, что мальчишка имеет стержень и быстро не сдастся. Но в том была его скорее привлекательность. Трусливый, мягкотелый слюнтяй был бы менее интересен. В его укрощении не было бы борьбы и дрессуры, а моментальное подчинение не доставило бы Андрею удовольствия.
Хотя в одиночку эти пижоны могут быть трусливыми и слабыми. Андрей до сих пор помнил Максима - неформального лидера его нового класса. Помнил скорее за обиды, подстрекательства, насмешки, которые махом подхватывали все лизоблюды, крутящиеся вокруг него. Но почему-то именно сейчас в памяти всплыла позабытая сцена, когда этот крутой в толпе парень вжался в стену, а его лицо, закрываемое рукой, выражало обыкновенный страх. Страх не от ожидаемого удара, который Андрей не успел ему нанести, а страх быть морально раздавленным, не сумев дать отпор объекту школьных издевательств. Что тогда удержало Андрея? Он не мог ответить ни много лет назад, ни сейчас. Но кулак разжался, а рука покорно опустилась в карман старенькой куртки. Чтоб наверняка припрятать её от соблазна.

Торопиться выпускать Мурзика - а именно так он и обосновался в сознании Андрея, Мурзик, и никак иначе - он не спешил. Чего от него ожидать, пока было не ясно, лицезреть рядом с собой не хотелось, а бросать обратно в каморку - тот же почти вариант, что и оставить в сортире. Поэтому пусть посидит. Или постоит. На выбор.

Макароны уже бурлили в ковшике, увеличиваясь в объеме. На двоих хватит - всё ж морить мальчишку голодом Андрей не планировал. Заложник должен быть скорее жив, это неоспоримо.
И эти признаки жизни тут же дали о себе знать - с конца коридора раздался гулкий стук. Только стук - что немного разочаровало Андрея.
Онемел он что ли там от холода? Или противно рот раскрыть в благоухающем нечистотами помещении? Короткий вырвавшийся смешок от понимания положения мальчишки так и не сумел изгнать из головы леденящее душу опасение.
Скорее жив. Пока жив. "Твое дело маленькое". Он хорошо запомнил эти слова и понял своё дело. Но сумел поймать суть разговоров между организаторами похищения о крайнем варианте. Когда не будет выхода, когда возникнет непредвиденная ситуация.
Но сейчас всё было предсказуемо. Стук нарастал, учащался, и не только по силе звука, но и по степени тревоги - было очевидно, что мальчишка полон отчаяния и готов пробить дверь.

Андрей, не спеша, отбросил макароны на дуршлаг, дождался кипения чайника. Вот теперь можно и подойти. И узнать, что случилось. Если, конечно, сквозь стук будет возможность что-нибудь расслышать.

- Мурзиииик, - протянул Андрей, прислонив лицо к узенькому зазору. Похоже, что в этом доме все двери были недостаточно плотными. - Что такое, Мурзик? Ты устал? Или замерз? Или почуял запах разогретой тушенки? Мурзик!

Почему-то в первую очередь захотелось увидеть его лицо. Что оно будет выражать? И ещё - как мальчишка ответит ему. С каким взглядом - это стало любопытно.

Андрей поддел пальцем щеколду, отворил дверь и загородил собой выход, чтобы пленник не рванул без ответа и разрешения.

[Тим]

Мальчишке показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он услышал приближающиеся шаги. Он немного согрелся, поднимая то одну, то другую ногу и стуча ей по облезлой шатающейся двери. Но холод всё равно пробирал до костей.

Тим приготовился к появлению бандита во всеоружии – насупился и сжал тонкой ниткой губы, чтобы не ляпнуть чего лишнего. Того, за что его никогда отсюда не выпустят. Умирать среди туалетной вони не хотелось. Да что там кривить душой – умирать вообще не хотелось. Но Тим понимал, что из данной переделки он может не выйти живым, поэтому взвешивал все возможные и невозможные варианты, выбирая из двух зол меньшее. Сейчас самое худшее, определенно, закоченеть от холода в этом сортире.

Тим сделал шаг к выходу и буквально уперся в грудь похитителя. Тот закрывал собой весь проход и прошмыгнуть мимо него не представлялось возможным.

- Пусти! – парень с ненавистью смотрел в глаза бандиту. – Здесь холодно. Окочурюсь, тогда вообще ничего не получите. Даже если отец найдет меня…

Как это "если"?! От такой внезапной оговорки Тима бросило в жар, а потом снова в окунуло в ледяной холод. Получается, что он практически разуверился в том, что его могут здесь не найти. Ужасная мысль сжала виски, и парень замолчал. Нет! Быть такого не может! Отец, наверняка, уже начал поиски. Ну, максимум на рассвете спохватится. Бывало, что Тим приходил домой поутру. Оставался в закрытых клубах или ночевал у своих друзей. Но утром-то отец заметит его пропажу. Да и в гимназии сразу забьют тревогу. В его элитной частной гимназии. Там каждый ученик на счету. И если раньше Тима раздражали мгновенные доклады его классной о каждом его шаге или опоздании, то сейчас он молился, чтобы она не пренебрегла своими обязанностями и позвонила родителям.

Тим переминался с ноги на ногу и молча взирал на бандита. Он не считал нужным, что-либо ещё добавлять, но его синие губы и стучащие от холода зубы говорили сами за себя. Парень как мог сдерживал стук челюстей, пытаясь держать рот закрытым, но всё равно, время от времени, под гул разгулявшегося снаружи ветра в сортире раздавалась характерная дробь.

[Андрей]

Андрей подумал, не слишком ли у него много вопросов сразу? Сумеет ли мальчишка выбрать один из них или обрушит шквал претензий и жалоб на своего охранника? Или кем он считает Андрея? Во что поверил и на что надеется?

Зубов поймал себя на мысли, что снова вопросы, вопросы, много вопросов, только уже к самому себе. Но все они касались юного пленника. И действительно волновали его, были интересны. Понять, предугадать, попытаться войти в его шкуру - даже так!
Потому как сам Андрей терялся в догадках, как бы он себя повел на месте заложника. Но вот проблема представить это стукнула в грудь и обдала холодом. Или это туловище мальчишки?
Тот дернулся к выходу и почти вплотную оказался к Андрею. Едва не прикасаясь, но всё его существо передавало решительность и готовность прорвать закрывающую выход преграду.

Даже при тусклом свете можно было разглядеть, что губы мальчишки посинели, а слова вылетали отрывисто и неспешно.
Точно - околел пацан. В привычном понимание этого слова. Смерз, что неожиданно вызвало у Андрея смех.
А может, его выпад показался нелепым и нелогичным, особенно незаконченные последствия этого "если".
Да, если... Андрей сам не раз ставил впереди вопросов эту часть речи, которая предвещала любой поворот событий. Если...
Если б Андрей оказался на месте Мурзика, в том же возрасте, к чему бы он призывал своего похитителя? Что мог бы предложить? И сумел бы так дерзко пронзать глазами своего врага? Нет, скорее, нет.

Андрей вообще не отличался смелостью и дерзостью в таком возрасте. И был уверен, что за его жизнь вряд ли б его семья что-то могла предложить. И , главное, вряд ли бы захотела этого.

- Отец? - усмехнулся Андрей, перехватывая запястье пацана. - Даже если найдет? То что, Мурзик? И разве я тебе что-то говорил про выкуп? Ты знаешь, что бывают бесценные вещи? Неоценимые? Не знаешь... По глазам вижу, что не знаешь, Мурзик. Может твоё похищение - это месть твоему отцу? Просто тупая человеческая месть. Но бесчеловечным я не буду - ты пока не настолько виноват и у тебя есть шанс исправиться. И сейчас...

Андрей резким движение выдернул мальчишку в коридор, свободной рукой затворил щеколду, всё еще явно ощущая холодный дух с примесями зловония, исходящий от пленника.

- Сейчас от тебя зависит, получишь ли ты, Мурзик, еду, питье и возможность погреться возле печки. Только от тебя, а не от твоего отца. И от твоей памяти и внимания.

Зубов провел мальчишку на кухню, в которой тепло от печки после холодного коридора сразу заставило пробежаться мурашкам по спине. Он искоса поглядывал на Мурзика - собственно ни в чем не повинного подростка. Такого, каких тысячи, но именно он казался избранным. Попавшим на экстремальное шоу, причем бесплатно. Но, наверняка, именно этот факт разочаровал бы юного мажора.

- Садись, - Андрей толкнул мальчишку на деревянную скамью, что стояла вдоль прямоугольного стола. - И если ты хочешь получить миску с горячей едой и кружку чая в придачу, то вспомни, что я тебе говорил. Как ты должен отвечать на свое новое имя. Не советую упрямиться, Мурзик, иначе мне придется тебя не только оставить голодным, но и хорошенько проучить. Вряд ли ты привык, чтоб тебя гладили против шерсти.

Андрей разложил по двум железным солдатским тарелкам макароны, в одну бухнул несколько кусков разогретого мяса, а в другую нацедил растопленного жира от тушенки.

[Тим]

Бандит как-то странно рассматривал Тима. Так, что парень даже содрогнулся. Он смотрел на него и в то же время сквозь него. И о чем-то только думал в тот момент? Тим поморщился, представив себе мысли похитителя.

Он всё ещё пытался сдерживать свою ярость, понимая, что сейчас она ему будет дорого стоить. Но очень уж хотелось вмазать по этой ухмыляющейся улыбке, по этой роже, которая непонятно с чего вдруг начала ржать. Весело ему, уроду… Если б у Тима была такая возможность, он бы испепелил, изничтожил его взглядом... Сейчас он всем сердцем ненавидел этого смеющегося мерзавца, который запер его в абсолютной темноте в этом вонючем холодильнике, а теперь ещё и потешался над ним, ощущая своё превосходство. А в чем его превосходство? В том, что обманом заманил беззащитного мальчишку и теперь безнаказанно пользуется этим? Настоящий отморозок…

Мальчишка на миг осекся и тут же из закромов памяти всплыла картина. Вот он с ребятами стоит над хнычущим оборванным пацаном, явным беспризорником. Пацана буквально загнали в угол за то, что он посмел попросить у Тима сигарету. Возомнил себе, что может курить "Собрание" с золотистым фильтром. Вот ведь придурок! Мальчишка утирал рукавом лицо и умолял отпустить его. Но Тим был беспощаден к идиотам. Так он, кажется, и ответил. После чего громко захохотал и стал кичиться, описывая вслух теорию наглости отбросов общества и отвешивая мальчишке поджопник. Не сильный, но довольно чувствительный. Потом ещё один - носком ноги. И тут на белых кроссовках появилась небольшая царапина от поломанной пуговицы, болтающейся на штанах жертвы. От этой, казалось бы, незначительной мелочи Тим пришел в неописуемую ярость. Если бы тоже самое произошло в кругу его друзей, он бы просто плюнул и сказал, что купит новые. Но такое произошло из-за какого-то оборванца. Да как он посмел вообще оказаться на его пути? Тим начал бить мальчишку со всей силы. Как будто тот был виноват в испорченной обуви. Друзья пытались успокоить Тима, но ему нравилось быть в центре внимания и пылать "праведным" гневом. Он считал, что такие отбросы общества вообще не заслуживают жить на Земле. Он это и озвучил громко и злобно, не забывая при этом пинать мальчишку и отвешивать ему подзатыльники. А теперь вот он сам стоял перед таким же "отбросом общества" и понимал, что разница между тем беспризорником и этим бандитом в его силе. Сейчас сила была на стороне бандита, а тогда - на стороне Тима. А вдруг бандит тоже считает, что Тим не заслуживает жить на этой Земле?

Мальчишка содрогнулся от таких мыслей и непроизвольно отпрянул, когда похититель потянулся к его руке. Но закоченевшие локти не слушались, и мужик довольно легко перехватил запястье Тима… И потом снова продолжил изрыгать свои угрозы. Да сколько же можно! Парень пытался абстрагироваться, но получалось плохо. Бандит словно знал слабые точки мальчишки и нажимал на них каждый раз всё сильней и сильней. Всё, что говорил этот мужик было для Тима абсолютной несуразицей. Разве могут быть люди на свете, которым были бы не нужны деньги? Большие деньги! До этого дня, Тим считал, что нет.

Услышав, что его украли ради мести, он побелел и покрылся испариной. Такого парень точно не ожидал. Но не успел он додумать эту мысль, как чуть не свалился с ног, зацепившись за порог. Хорошо, что похититель по-прежнему держал его за запястье, когда дернул на себя. Иначе бы Тим точно въехал лбом в противоположную стену.

И что теперь с ним будет? Этот вопрос очень явственно отразился на лице парня. Тим стоял ни жив, ни мертв, будто его стукнули по башке чем-то очень тяжёлым. Он смотрел исподлобья и рассеянно моргал. Брови сошлись в одной точке, шея покрылась испариной. Парень о чем-то сосредоточенно думал.

- И чем же мой отец вам не угодил? – задал он запоздалый вопрос, напрочь проигнорировав всё то, о чём спрашивал его бандит. Не специально. Просто мозг его на время отключился от внешнего мира, чтобы переварить услышанное. А когда переварил, события вокруг уже заметно продвинулись. Получился довольно неприятный рассинхрон. Мальчишка обнаружил себя сидящим на скамье в небольшом помещении. А бандит что-то готовил и раскладывал по тарелкам. В нос ударил запах еды, но вместо того, чтобы почувствовать голод, Тим поморщился и тяжело сглотнул. Желания есть не было. То ли сказалось нервное напряжение, то ли он слишком надышался смрадом вонючего туалета, но его немного мутило и на еду он сейчас смотрел скорее с отвращением, чем с аппетитом.

[Андрей]

Мальчишка явно был в замешательстве. Не нужно было за ним внимательно наблюдать, чтоб прочесть на его некогда самодовольной физиономии растерянность вперемешку с испугом. Нет, в данный момент ему ничего не угрожало, но слова Андрея выбили его из колеи, привычной и прочно накатанной.

"Да, вот так вот, мальчик... И так бывает. Не всё продается..." Андрей прокрутил эти фразы в голове и заценил перемены в выражении лица Мурзика. Ну, точно, как у кота, все было отражено в глазах - желание спрятаться и одновременно не упустить ничего важного. Но вот отхлынувшая кровь выдавала в нём человека. Человечка, который побледнел, внутренне засуетился.

И почувствовал себя не в своей тарелке. В миске не своей. Вряд ли пацану приходилось жрать из такой посудины.
Но не до еды ему было, не до еды. Мальчишка и не думал даже дотронуться до ложки. Вообще, не удивительно - режим был сбит, да и организм пленника был готов сейчас принимать лишь туманную шокирующую информацию.

Андрей, став взрослым, никогда не имел дел с детьми и подростками, даже не контактировал с ними, разве что, случайно, толкаясь в транспорте или в очереди в недорогих сетях быстрого питания. Разные они были, эти подростки, тихие и хамоватые, но он смотрел на них поверх их голов, не обращая внимания на лица, не вслушиваясь в голоса. Они были для него единой массой. Массой чего-то неприятного, проблемного и даже враждебного. Потому как их обычно было несколько. Сразу, вместе, одновременно.
И понимание их сплоченности, отголоски печального подросткового опыта вызывали всегда неприглядные ассоциации и стереотипы.
Они могут. Могут запросто так обозвать его лохом и громко засмеяться. И не посмеешь заехать ни одному из них по наглой роже. Потому что нельзя, потому что это подросток.

И сейчас Андрей стиснул зубы и сжал кулак, пригвоздив его к своему бедру, чтоб не ответить на вопрос мальчишки ударом.
Не показать, чем не угодил его отец! Тем, что вырастил такого самовлюбленного урода, воспитал в нём презрительную улыбку, высокомерное отношение к тем, кто не имеет и двадцатой, а то и сотой, доли того, что имеет он с самого рождения, не заработав и не заслужив.

Но выпалить все это в морду Мурзику - было бы показать свою слабость и уязвимость. Сродни тому, чтоб сдаться.
И кому? Этому малолетнему хозяину жизни? Уж нет... Пусть он себя чувствует жертвой, но никак не наоборот.

Андрей стукнул ложкой по алюминиевой миске, подцепил приготовленную еду. Время обеда никто не отменит. И ничто. Или как говорится в рекламе? Ну, пусть не обеда, а ужина. Или уже завтрака, так как начинало светать. Незаметно, но поверх деревьев забрезжил рассвет, обволакивая робкими лучами просыпающегося солнца густые верхушки сосен и елей, и наступление нового дня невольно пугало. Он будет длинным, и они будут вдвоем. Наедине друг с другом.

Быстрого успеха их мероприятия Андрей не ждал. И никто ему не обещал, что через день или два он получит свой куш, так как на кону была нехилая сумма выкупа, и даже у Вязова-старшего могло не получиться сразу собрать её.
А младшему... Ему придется тоже поработать. Над собой. И будет не проще, чем его отцу, отнюдь не проще.
Вон, как скривился перед тарелкой, что Андрея даже развеселили и его вопрос, и кислая пацанячья мина.

- Брезгуешь? Ну, не жри, - он убрал тарелку из-под носа мальчишки и налил ему чай. - Согрейся хотя бы. Не то зачахнешь раньше времени. А что до твоего отца? Ну, ты даешь! Как ставишь вопросы! Чем не угодил? А он что? - Андрей оперся руками о стол, отчего его туловище подалось вперед, будто он хотел боднуть Мурзика. - Он пытался кому-то угодить? Кому-то, кроме самого себя или вот, тебя? Не пытался, нет. Но ты это за него сделаешь. Угодишь. Доставишь мне удовольствие. Не так ли, Мурзик?

Андрей прицокнул языком и откинулся на спинку шатающегося стула.

- И может... не факт, но может, у тебя будет шанс вернуться домой. Но... как после исправительного лагеря. Небольшой, но памятной смены. Ты в квесты играл когда-нибудь? Вот считай, что это для тебя подарок от папы. Но твоё возвращение будет зависеть от выполнения правил, Мурзик.

Стало любопытно - если б мальчишка поверил в правдивость слов Андрея, заинтересовался бы? Или он был развращен лишь безопасными и комфортабельными условиями своих вылазок? Скорее, так оно и было. Но тем лучше. Для него в первую очередь.

[Тим]

Бандит очень странно отреагировал на, казалось бы, обычный вопрос. Тим заметил, как сжались его кулаки и заходили желваки на скулах. Он сразу напрягся от такой реакции в ожидании ответа. Но никакого ответа не последовало. Похититель просто начал есть. Молча и хмуро.

Тим ждал, замерев на месте и не выказывая желания присоединиться к трапезе. Напротив, на лице мальчишки явственно читалось отвращение к предложенной еде. Бандит это заметил и, презрительно хмыкнув, отодвинул от пленника его тарелку. Нет, Тим не брезговал. И дело было даже не в посуде. Конечно, он не привык есть из железных мисок, но в походе он спокойно пил из общей кружки и ел из большого чугунного чана. Просто в такой обстановке мало бы у кого разыгрался аппетит. Ну, у похитителя понятное дело – ему ничего не угрожает. А вот у пленника организм сейчас был настроен совсем на другое. Тяжелый ком ворочался где-то внутри, а желудок то и дело сжимался со страха, и уж точно не был готов к приему пищи. Все ресурсы тела и так работали на пределе.

Но объяснять всё это бандиту парень не стал. А тот и не требовал. Грубо отодвинул от Тима его тарелку… и вдруг неожиданно налил ему чаю. Теплый манящий дымок обильно поднимался от кружки, и мальчишка не смог устоять. Руки непроизвольно потянулись к заветному теплу, которого сейчас так не хватало организму. Закоченевшие пальцы схватились за бока кружки и жадно прижимались к ним, пытаясь согреться.

Но тут бандит подался вперед, и Тим дернулся, чуть не перевернув на себя чай. Хорошо, что тот был налит не до краёв. Темная жидкость лишь качнулась, но осталась внутри железной ёмкости. Тим пристально уставился на бандита, моргая и тяжело дыша. Ответ похитителя ещё больше запутал и испугал. За что они мстили его отцу, Тим так и не понял. Что этот ублюдок имел в виду? Какое удовольствие? Бандит говорил загадками и это не прибавляло оптимизма.

Едва уловимая надежда забрезжила в конце туннеля, когда похититель заговорил о возвращении домой. Значит, он рассматривает этот вариант? А может просто издевается?

- И что же я должен сделать? – мрачно спросил Тим, придвигая горячую кружку к себе, но всё ещё не решаясь поднести её ко рту. При этом отрывать руки от спасительного тепла тоже не хотелось. Поэтому парень так и сидел, обняв кружку двумя ладонями и не отводя от бандита тяжелого взгляда.

[Андрей]

Идея показалась Андрею неплохой. Исправительный лагерь. Жаль, что смена будет маловатой, и отряд состоит лишь из одного воспитанника. ВИП-воспитанника. К тому же... пугливого?

Зубов удивленно приподнял плечи, склонив голову на бок. Что это он? Ишь как мотануло мальчишку от невинного движения, ничем не угрожающего. Еще и через стол. Непроизвольно получилось? Или начал отходить от шока и всей шкуркой и тем, что под ней начинать чувствовать, что попал. Попался.

А ведь раньше даже в голову не приходило желание поставить юного пижона, этого ли или другого, да любого, в непривычные условия, открыть для него иную сторону жизни, параллельную реальность, показать неизвестные возможности существования.
Нет, хотелось просто поставить. На колени. И в прямом, и в переносном смысле. И чтобы он, поверженный, униженный, проникшийся неприглядными перспективами, умолял о пощаде. С расквашенным носом и припухшими глазами.

Это желание возникло у Андрея уже на первой неделе учебы в новой школе. И как он оказался в ней? Именно в ней! Благотворительный порыв прогрессивной работницы РОНО сыграл против Андрея. Деревенский мальчик с хорошими оценками и положительной характеристикой, переехавший в соседний от престижной школы дом, непременно должен стать показателем равных возможностей детей из различных социальных слоев. Но всё оказалось предсказуемо - при любом мнимом равенстве кто-то всегда будет выпадать из общей линейки. Выпадать и падать. Глубоко вниз, где и оказался Андрей, и все его попытки выкарабкаться только заталкивали его еще глубже.

Причем, не только в школе. Везде! И всегда! Он уже смирился с поставленным на себе клеймом неудачника и потому не особо верил в успешный исход устроенного похищения. Даже если Вязов-старший удовлетворит все требования похитителей, то неизвестно, что достанется Андрею. Эти люди могли запросто кинуть кого угодно, и Зубов был морально готов и к такому исходу. Но упускать шанс поиграть с мальчишкой? От неуверенности и сомнения получить хорошие деньги это желание только возрастало. И сейчас Андрею казалось, что оно даже перевешивало жажду наживы. Когда еще предстоит такой случай?

- Что сделать? - он пристально всмотрелся в лицо мальчишки.

Хорошее начало. Он уже готов что-то сделать. Может... задать ему нечто... каверзное, сложновыполнимое или...
Андрей беззвучно рассмеялся от воображаемых картин. Нет, это глупо. Это бессмысленно и неинтересно.
Зачем ему результат от конкретного задания? Важен сам процесс и пребывание мальчишки в ожидании и надежде.

- Конкретно пока ничего, Мурзик. Просто существовать тут. И пребывать в смирении и покорности. И выполнять, что я тебе скажу. Ничего сложного на первый взгляд. Но непокорность и строптивость будут пресекаться и караться. Я тебе уже говорил об этом. Так, Мурзик? Ты должен вспомнить, как должен отзываться. Ты же не любишь боль? Не привык к грубому обращению? Или дома непослушание тоже было наказуемо?

Андрей пытался всмотреться в глаза пацана. Выразительные и пытливые. Интересно, насколько часто пускают слезу и по какому поводу? Это несложно узнать, но пока хотелось понять, может ли Мурзик спокойно говорить о себе, правдиво и без прикрас.

[Тим]

Тим помнил. Тим всё прекрасно помнил. В таком состоянии его память работала, куда лучше, чем дома и уроках. Но подчиняться без боя парень не желал. Подчинится в малом, потом придется подчиняться в большом. Отец его всегда учил: не стелись перед людишками. Дашь палец - тебе руку откусят. Отец называл людишками всех вокруг, а таких как этот назвал бы, наверное, ублюдком. Или безмозглой и бездушной скотиной. Вообще Тим с детства слышал, что люди делятся на три категории: элита, те, кто работают на эту элиту и отбросы общества. К отбросам и относились, скорее всего, эти самые скоты. Тим раньше никогда не сталкивался с ними напрямую, но слышал, что в этой категории обитали бездомные, гопники, бандиты одиночки, не подчиняющиеся никому из сильных мира сего и прочая мелкая шушера, место которой на свалке истории. Но если раньше Тима вообще не занимали мысли о делении людского сообщества, то сейчас он хорошо понял, что его отец был прав. И место третьей категории не просто на свалке, а в тюрьме, на кладбище, где угодно, но только не рядом с нормальными людьми, к каковым Тим себя безоговорочно причислял. На лице мальчишки читалось всё его пренебрежение и цинизм. У любого барана и то больше разума, чем у этого урода, сидящего сейчас перед ним и снова изрыгающего свои угрозы. Что ему конкретно от него нужно? Бандит почему-то не спешил это озвучивать. Лишь пугал, пугал, пугал… Вгонял то в оцепенение, то в панический страх, то в ступор, то в ужас…

Тим чувствовал себя, словно на американских горках. Временное облегчение сменялось настороженностью и трепетом. Его бросало то в жар, то в холод. Шея и лоб покрывались испариной, а потом вспыхивали от очередной волны ужаса. И вот теперь опять. Бандит подал небольшую надежду и вновь заговорил завуалированными угрозами. Он словно натягивал до предела поводок, а потом вдруг резко отпускал его. И снова натягивал. И опять отпускал… От этих постоянных дёрганий, нервы Тима были на пределе. Они были как натянутые струны, готовые в любой момент порваться.

Парень молча помотал головой, в ответ на один из вопросов похитителя. Но это можно было расценить, и как отказ мяукать и подчиняться нелепым правилам, цель которых была лишь унизить.

[Андрей]

Даже при блеклом освещение Андрей сумел рассмотреть, как лоб мальчишки увлажнился. И это в таком возрасте! Зассал пацан, не иначе. Не просто волнуется, а обмочился. Промок. Взмок, точнее. Пока путем потоотделения. Ну, это пока.

Зубов проложил глазами дорожку от лица Мурзика до крайней точки, что была в зоне обзора. До живота. Все, что ниже, пряталось под столом. Но в воображении уже явилось мокрым, прилипшим к коже и холодящим тело по мере остывания. Это если... Если его связать и не выпустить. Не из сортира, из его маленького темного логова. Логова этого симпатичного зверька с ценным мехом.

Да, пацан был очень хорош, и его затравленный вид, который он тщетно пытался скрыть под надменно-невозмутимой миной, еще больше придавал харизмы его породистой мордахе.

Порода. Это то, чего не было в Андрее. Невыразительные простые черты лица, которые некоторые находили привлекательными, сливались в общую серую массу в любом общественном месте. Да и кто его считал таковым? Такие же простые бедные девицы, не претендующие ни на что большее, чем потусить в его съемной комнате по соседству с гастарбайтерами под звон стаканов с дешевым пойлом и обволакивающим тесное помещение сигаретным дымом.

А Вязов... Этот маленький Вязов даже в своем нынешнем незавидном положении пытался сохранить хорошую мину при плохой игре.
Хорошую мину на хорошенькой мордахе, что надменно мотнула из сторону в сторону. Знак отказа? Несогласия?
Андрея передернуло от этого жеста, который был всего лишь ответом, пусть неопределенным, но отрицательным, и почему-то он увидел в нем оттенок равнодушного снисхождения.

Точно, этот зажратый мажор издевается над ним! Показное безмолвие парня так взбесило Зубова, что он собрал пальцы в кулак и привстал со стула. Он мог объяснить молчание пацана как растерянность и страх, но горячая волна злобы накрыла его с головой, и было необходимо выплеснуть ее из себя, обжечь ей еще кого-то! А кого, если не этого непробиваемого мальчишку? Значит, надо пробить его, выбить спесь, в прямом смысле.

- Ты видимо не понял, что должен отвечать на мои вопросы! Сразу и не раздумывая! А я не понял, любишь ли ты боль! Но сейчас это мы проверим!

Андрей размахнулся и с силой вдарил кулаком в челюсть пацану. Так, что тот едва удержался на стуле.

[Тим]

Тим хоть и был постоянно начеку и следил за каждым движением бандита, но едва успел отпрянуть от его резкого выпада. Кулак пусть и не со всей силы, но довольно чувствительно мазанул по нижней части лица. Тим резко дернул головой, и стул под ним опасливо зашатался. Парень еле удержал равновесие. Сильная боль пронзила подбородок и шею. В ушах зазвенело. Тим машинально зажмурился и пригнулся. Но второго удара не последовало, хотя парню хватило и одного. Он долго не мог прийти в себя. Мотал головой и пытался собраться с мыслями. Рот судорожно вдыхал воздух, во рту явственно ощущался привкус крови. Настолько явственно, что Тим даже испугался. Его никогда раньше не били до этого солоноватого привкуса. Даже в той драке, когда из-за глупого спора, Тим принял участие в школьной потасовке. Кто прав, а кто виноват, учителя так и не выяснили, но Тиму тогда порвали рубашку, и их домработница и по совместительству гувернантка Таня долго отчитывала драчуна и даже грозилась донести сей инцидент до родителей. Не донесла, и на том ей спасибо.

Но сейчас это была даже не драка. Это было банальное избиение. Слабого сильным. Тим понимал, что сила на стороне бандита, и от этого его положение становилось ещё ужаснее.

Парень пощупал рукой свою челюсть и вытер отчего-то ставшие влажными пересохшие губы. Нижняя губа была разбита. Парень расширенными глазами смотрел на свои перепачканные в крови пальцы. Неужели всё это происходит с ним? Наяву? Тим часто заморгал, в ступоре переводя взгляд на сидящего напротив бандита.

Дальше молчать было опасно. Плевать на гордость! Лишь бы остаться в живых. Первый порыв подчиниться был тут же остановлен едва двигающимися со страха губами. А потом обожгла и сжала внутри какая-то внутренняя непостижимая сила. Может, гордость, а может достоинство, но переступить через неё оказалось не так-то просто. Тим едва справился с позывом послать этого ублюдка куда подальше. Но инстинкт самосохранения возобладал над всеми остальными инстинктами, и мальчишка начал говорить.

- Не бейте меня больше. Не надо, - пробормотал он не столько просительно, сколько вынужденно, с трудом сохраняя самообладание. - Я буду говорить всё, что вы захотите. И отвечать на ваши вопросы тоже буду.

Он замолчал, собираясь с духом, а потом совсем тихо, чеканя слоги и глядя куда-то в пол, произнес:

- Мур… мур…

Сказано это было без выражения, раздавленным и бесцветным голосом. После чего Тим прикусил кровоточащую губу и прикрыл рот рукой, словно отстраняясь от сказанного.

[Андрей]

Вышло все неожиданно. И для Андрея, и для Мурзика. Мальчишка и не предполагал, что так может обернуться. Это выдавала его реакция, когда он явно капитулировал, сжавшись всем телом, стараясь спрятаться и уменьшиться в размерах. Точно, как кот, которому дали по ушам.
Андрей не планировал изначально бить парня. Но сейчас не пожалел о своем шаге. Первый шаг, и он сделан. И всё еще сжатая в кулак рука была готова повторить удар. Если мальчишка... Но нет, тот и не собирался давать отпор, даже не попытался ответить обидчику. Слюнтяй.

Андрей сжал зубы, испытывая прилив отвращения. И морального, и физического. Особенно когда заметил на губе пацана выступившую кровь. И стал прислушиваться к колебаниям внутри себя - к кому больше его, отвращения: к испуганному малолетке или к себе, взрослому парню, да что там, уже мужику, который расквасил рожу, пусть мерзкую по выражению рожу, но все ж мальчишки, что меньше, младше, слабее?

Он снова вспомнил Максима. И сейчас понял, что врал себе. Все годы врал. Не благородством был его добровольный отказ вступить с ним в драку. Потому как Макс, хоть и сдрейфил на первый взгляд, но был способен ответить Зубову. И ответить не сразу, не на месте схватки возле стены его дома. А после и не в одиночку. И этого Андрей испугался. Значит, они друг друга стоили. Оба были трусы. Оба равны в этом, несмотря на различие в материальном и социальном положении.

А сейчас между ним и этим объективно ни в чем не повинном пацаном не было ничего общего! Кроме того, что рядом с каждым из них не было никого из близких, из родных или друзей. И никто не мог ни защитить Мурзика, ни остановить Андрея, если тот захочет тупо кулаком загнать пацана в угол, отыграться на нем за то, что сам не смог исправить в свое время.

Андрей потянулся за подобием полотенца, чтоб дать этому слабаку утереть морду, но так и застыл с вытянутой в сторону рукой.
Заговорил-таки! И как заговорил! Андрей вперился в эту смазливую физиономию, чтобы понять, что тем движет.
Что движет? Страх, что ж еще. И неужели нужно было доводить ситуацию до кровавой драмы? Просто чтоб ответить на элементарные вопросы?

Зубов поморщился, и издал неопределенный звук. Удивления или удовлетворения. Чего-то смешанного. Хотелось сдавить смех, когда парень произнес ЭТО. Откликнулся. Промурчал. Так... обреченно. Явно без удовольствия. Вот это жаль.
Разве этого он хотел? Это было ему нужно? Силой сломать волю пацана, заставить принять шутку всерьез? Силой точно не хотел. И потому результат не доставил никакого наслаждения.

- Не надо, говоришь? - тихо переспросил он и все ж подал парню старое, но свежее вылинявшее полотенце. - Вижу, что не любишь боль. Но бояться ее не пристало пацану. Утрись. Приложи осторожно.

Зубову захотелось курить. Не от прошедшего после последней сигареты времени, а от осадка разочарования. Неужели он не заслуживает, чтобы с ним этот маленький засранец говорил просто так, без приведенных в действие угроз?
Пусть так, он принимает его условия. Не бить. А тот будет. Говорить, отвечать.

- Курить будешь? Или не куришь? Это правильно, рано тебе, Мурзик, - Андрей протянул пачку мальчишку и тут же одернул руку. - Не куришь, не дерешься... когда один на один. Это видно по тебе. И когда папаши нет в ближайшем радиусе. И его охранника и твоего водителя. Так ведь, Мурзик? Так?

Андрей открыто улыбнулся мальчишке. Промурчит ли опять? Хорошо бы. Было бы забавно. Не чтоб унизить его, а просто забавно.

- Тебя и папаша небось пальцем не тронул никогда. Разве чтоб погладить по шерстке. Вот ты таким борзым и вырос. Не признал меня, Мурзик? Тогда, около клуба..

Андрей шутливо отбросил нависшую челку со лба, но вряд ли это помогло бы мальчишке признать того самого "лоха".

[Тим]

Отпускающая боль быстро переросла в ненависть. Парень делал вид, что зажимает кровь на губе, а на деле зажимал рот, чтобы не озвучить всего того, что он думает об этом мерзавце и ублюдке. Ненависть клокотала и вспыхивала внутри, но её удерживал сильный страх. Поэтому снаружи она проявлялась лишь в виде пронзительных взглядов и движущихся в нервном напряжении желваков.

Тим с опаской поглядывал на неожиданно остывшего бандита. Взял у него из рук полотенце. Осторожно, медленно, словно взрывчатку, готовую в любой момент взорваться. С чего это вдруг похититель стал к нему так благосклонен? Хотя наставления выглядели больше как издевательства. Не пристало бояться боли? Его бы так приложили кулаком по челюсти… Ну, а может, и прикладывали, не раз, судя по роже этого типа... Все мозги, наверное, вышибли. Отсюда и столь резкие перепады настроения.

Забота бандита настораживала. Тим понимал, что за ней может снова нахлынуть неуправляемая ярость. Поэтому старался не перечить. Промокнул губу, подавляя в себе мимолетную брезгливость от застиранной вылинявшей тряпки и исподлобья уставился на похитителя. Гадость, которую тот предложил курить была не лучше этой тряпки. Такое, наверное, не курит даже самый отъявленный гопник. Тим непроизвольно мотнул головой, отказываясь. В глазах промелькнуло высокомерное презрение.

- У меня свои, - зачем-то вдруг произнес он, но тут же осекся. Похититель мог заметить в его словах надменное пренебрежение или даже хвастовство. А это могло вылиться в очередную порцию злобы. Да и дорогие сигареты, скорее всего, вынули, как и телефон, и всё остальное, что было у него в карманах. Но Тим это понял только, когда хлопнул себя по куртке. Так и есть, сигареты исчезли. В таком случае похититель обязан был знать, что он курит.

- Издеваетесь? – хмуро произнес парень, поднимая на бандита насупленный взгляд. Но больше ничего не добавил. Не хватало ещё снова отхватить по роже. Тим посильнее прижал к подбородку испачканное в крови полотенце, словно оно могло спасти его от нового удара.

На похитителя он по-прежнему смотрел исподлобья. Разве он должен был его узнать? Мало ли кто ошивается возле ночных клубов… Этот тип о себе явно большого мнения. Но Тим всё же пронзил бандита внимательным взглядом, пытаясь припомнить, встречались ли они ранее. Нет, не встречались.

- Вы меня с кем-то спутали… - негромко произнес парень, на всякий случай отодвигаясь от стола. Сомнительная предосторожность. Похититель, если захочет, везде его достанет. Но всё же так Тиму было спокойнее.

[Андрей]

Мальчишка крепился изо всех сил. Он был готов прошибить своего мучителя своим начинавшим сатанеть взглядом. Ощетинился, как волчонок, но Андрея это лишь развлекло. И его брезгливость, с которой он принял полотенце, и внутренняя борьба порыва ответить что-то дерзкое с благоразумием. А последнее неплохо было воспитано в парне. И то не было удивительным. Наверняка, ему не раз внушали и родители, и какие-нибудь личные психологи, как лучше и правильнее себя вести в экстремальных ситуациях. Ясно, что подростковые выпады не сразу удается усмирить. В себе в первую очередь. Так как Андрей тоже давал мальчишке возможность и немного подергать копытом, и осознать свое положение. Да и сам он не был глуп. Разве избалованный надменный отпрыск богатых предков может быть глупым? От природы уже нет. Повести себя глупо - это запросто. От неопытности. Ну, что ж, пусть и её набирается Мурзик.

- У тебя свои? - с долей шутливости протянул Зубов. - Это ты издеваешься, Мурзик. Ибо теперь у нас с тобой всё общее. А твоим только послушание остается. Но, значит, куришь по-любому. И я даже знаю что. Это в нашем положении слишком дорого, извини.

Издеваться Андрей не планировал. Так, чтоб спецом. А уж пацан пусть сам воспринимает все, как ему хочется. Небось в свое время изрядно сам поиздевался и над ровесниками, которые в его понимании не были достойны просто существовать в этом мире, да и над такими... как Андрей, которых даже в охранники и водители не возьмут к этому зажратому щенку.

Андрей помнил, что у парня в кармане была пачка "Собрания", причем самый дорогой вид, изъятая как трофей вместе с телефоном и несколькими карманными тыщенками на мелкие расходы. Зубову не перепало ничего, и сейчас он достал из кармана пачку дешевых бесфильтровых папирос, прикурил и протянул мальчишке.

Ну, и зачем так смешить? Мурзик решил увеличить расстояние, отодвигая свой стул от стола. Ясно, что инстинкт сработал. Глупый малыш. Еще б ладонями прикрыл свою мордаху в надежде, что Андрей его не увидит. Спрятаться б так удумал.

- Это ты меня с кем-то спутал, Мурзик. Кури, - жестко сказал он, встав перед пацаном, и ткнул папиросой в его разбитую губу, готовый насильно впихнуть её хоть целиком. - Спутал меня с лохом, что тебя не запомнит и не найдет. И не даст прикурить тебе так, чтоб ты сейчас смог показать свою крутизну. Это не бабский табачок для гламурных мальчиков. Ну, же... Рот открыл! Покажи, что реально крутой!

Андрей никогда не считал курение признаком чего-то, особенно крутизны. Скорее, просто вредная привычка. Ну, и некое получение удовольствия. А мальчишка, наверняка, считал. Правда, беря в расчет другую ценовую категорию расходного материала. Такую, что в провинциях, да в деревне, откуда Андрей причапал в город, люди за полдня работы не получают. И потому хотелось получить удовольствие. От созерцания его скрюченной мордахи, что поморщилась от ударившего в нос едкого грубого дыма.

[Тим]

От вонючего дыма, который шел от этих ужасных папирос, Тим не просто поморщился. Он зажмурился, сглотнул с отвращением, пытаясь не дать этой едкой массе проникнуть внутрь себя. Такую гадость он никогда не курил. Даже в первый раз, когда Димон притащил из дому пару отцовских сигарет. Это были не слишком крутые и стильные сигареты. Обычные, мужские, с белым фильтром и коричневым ободком. Но даже они на тот момент являли собой символ крутизны и взрослости. Тиму очень хотелось покичиться перед сверстниками. И он закурил. Потом уже он начал покупать себе только дорогое и престижное. Что ещё больше подняло его статус в глазах окружающих. 12-летний пацан, упакованный в стильную, брендовую одежду, приходящий на тусовки с пачкой "Собрания"… Он снисходительно раздавал по сигаретке своим друзьям, и его авторитет рос день ото дня. В какой-то момент Тиму уже казалось, что он незыблем. Ему завидовали многие. Смотрели вслед, провожали взглядами. И парни, и девчонки. С того первого раза налёт романтики от сигарет, конечно, угас, но они по-прежнему являлись для Тима эталоном крутизны. Правда, перед приходом домой, приходилось затариваться ментолом и жвачкой в огромных количествах, и жевать это всё до противного мерзкого холодка в горле, который перебивал запах любых сигарет. Но это стоило того!

Потом Тим пробовал курить кальян, сигары, и даже травку. Но сигареты были куда доступнее. И до этого момента парню казалось, что всё, что связано с курением, будет вызывать у него воодушевление и эйфорию. Пока ему не сунули под нос этот смердящий бычок…

Спорить с бандитом было себе дороже, поэтому Тим перехватил рукой поднесенную к его губам папиросу. Тяжело сглотнул, усмиряя в горле тошноту, и сделал вид, что затянулся. На деле же просто наполнил полость рта едким дымом. Но даже это заставило его поперхнуться и закашляться. Дым был настолько едок, что, казалось, проникал в слизистую, зубы, дёсны.

Парень откашлялся, вытер слюну, выступившую в уголках рта и поднял глаза на бандита. В них читалось удивление.

- Так это вы из-за лоха? – ошарашенно спросил он, с трудом припоминая подобный эпизод. Мало ли кого он там называл лохом. Мог и пидарасом под руку обозвать, и быдлом, и фраером... Ну, и что? Мальчишка не придавал этому особого значения. А вот похититель, видимо, придавал… Поэтому слова бандита буквально пригвоздили Тима к месту.

– Вы из-за этого мне мстите? – озарился он догадкой. Всё же хотелось найти хоть какое-то рациональное звено во всём происходящем. В похищении, в угрозах, в рукоприкладстве… И всё это можно было объяснить озлобленностью из-за брошенной неосторожно фразы. По крайней мере, для Тима это многое объясняло.

[Андрей]

Крутым мальчишка сейчас совсем не выглядел. И даже если б Андрей предложил ему его любимое "Собрание", понтовать сейчас было не в пору. Не оценит Андрей остатков лоска, что полностью еще не успели сойти с холеной мордахи, и пока не пропитавшемся насквозь пикантным букетом запахов этой лачуги дорогом прикиде. И собственных выделений. Хотя бы пока в виде пота, кой наверняка, согласно активной выработки желез у подростков, обильно просочился сквозь его кожу от страха, да просто по прошествии времени.

Папироса была принята, так что насильно впихивать её в пасть Мурзика не пришлось. А то Зубов уже настроился на применение небольшого насилия. Пока безобидного и даже безболезненного. Но, может, парню, реально курнуть захотелось?

Андрей знал, что это. Когда невмоготу терпеть, и готов поднять с промокшего асфальта поблизости остановки брошенный кем-то хабарик. Они еще в деревне пацанами бегали на автовокзал после отъезда рейсового автобуса, который отходил в райцентр каждые три часа, и было большим везением, когда пассажир закурил прямо перед отъездом. И не успевал сделать и пяти затяжек.
И Мурзик не успел. Точнее не захотел. И подумал, дурачок, что Андрей не заметит его халтуру.
Ну, точно - слабак мальчишка. Изнеженный мажор. Хорошо, что еще не блеванул от непривычного вкуса.
Иначе ездить бы тебе своей мордахой по собственной блевотине, Мурзик...

Андрей хотел схватить его руку, чтоб вернуть её в нужную дислокацию - ко рту, ибо не отпустит пацана, пока не истлеет папироса до основания. Но этот любопытный зверек такими недоумевающими глазенками зыркнул, такими чистыми, что стало и неловко - неужто думает, что "из-за лоха" можно и нужно устраивать похищение.

- Не, не из-за лоха, что ты, - Зубов отмахнул от себя едкий дым и оскалился во весь рот. - По-твоему, я буду мстить тебе из-за какого-то лоха, Мурзик? Это имело бы основание, если б я таковым себя признал. А ты мне в это ткнул. И стал ли вообще мстить? Ну, неееет... что ты. Чтоб отомстить, достаточно было б переломать тебе ноги где-нибудь на пустыре. Или прожечь твой длинный поганый язычок. Но на самом деле ты не в чём серьезно не провинился. То есть, не поступки твои твоя беда и вина. А то... - Андрей снова нагнулся над мальчишкой и сильно надавил пальцем на разбитую часть губы. - А то, что тебе мои папиросы не по вкусу, Мурзик. Это меня огорчает, - вздохнул Андрей и тоже прикурил себе. - Давай я с тобой за компанию. Не те, к которым ты привык, знаю. Я, кстати, их и не пробовал. Но ты потом меня угостишь.Так ведь? И кури. Не то придется устроить маленькое собрание с обсуждением твоей непокорности. С последствиями.

Андрей сжал челюсть. Невольно пришедшие воспоминание отрочества вызвали в нем непрошеную злобу. Он резко выпустил дым в лицо мальчишке и теперь уже крикнул:

- Кури, паршивец! Пока одну, не то всю пачку заставлю выкурить!

Это был не метод. Не метод отучить от курения. Но что за дело было отчиму до его здоровья? Не в нём крылось желание заставить ползать по полу задыхающегося Андрея. Жалоба классной на собрании, причем с подчеркиванием, что новенький подает пагубный пример хорошим ребятам, привела этого мерзкого мужика к решению таким образом отвратить пасынка от курения.
Ничего не вышло. Через неделю, оклемавшись от никотинового шока, Андрей назло всем стал дымить в открытую, даже дома, запираясь в своей комнате.

Говорить про выкуп, про звонок отцу мальчишки, не хотелось. Тогда в этом маленькой поганце затеплится надежда. Он расслабится. И, возможно, еще и тявкать начнет о страшной участи своего обидчика. И обретет уверенность, что папаша вот-вот ворвется вместе с отрядом ОМОНа в этот забытый Богом уголок.
Нет, немного неведения, размышлений, неизвестности... Или чуть больше, чем планировалось. Это будет для Мурзика полезно.